Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Остросюжетные книги
      Юлиан Семенов. Экспансия - III -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  -
одписался псевдонимом "Д. Ф. К.", составленным из начальных букв своего имени. Он был уверен, что похитители его поймут, а для остальных странное об®явление пройдет незамеченным. В семь часов вечера зазвонил телефон. Глухой голос спросил, получено ли письмо с п о д п и с ь ю? Учитель ответил: - Да. И я очень рад, что вы меня верно поняли. На следующий день в двадцать тридцать в дверь доктора постучали; шофер такси протянул длинный конверт и спокойно от®ехал, - номерной знак был виден отчетливо' ясно, попросили отвезти письмо "другу", - член банды так себя не ведет. В письме сообщалось, что доктор должен отправиться к заброшенной сосисочной; там, под камнем, он найдет записку. Выехали, когда совершенно стемнело; машина адвоката остановилась в пустынном месте, окруженном полуразвалившейся галереей. Доктор Кондон поднялся на галерею и достал из-под кирпича записку: "Пересеките улицу и двигайтесь вдоль забора к кладбищу, до улицы 233. Там встретимся". И доктор Кондон пошел по безлюдной улице к воротам кладбища Вудлоу. Несмотря на то, что он никого не видел, доктор чувствовал - за ним наблюдают. Пробило двадцать один тридцать; он заметил размытое белое пятно, осторожно двигавшееся среди могил; человек делал рукой какие-то знаки. Кондон пошел навстречу; в глубине кладбища, среди деревьев и памятников, его ждал мужчина. Доктор смог запомнить глаза, смотревшие на него из-под полей надвинутой на лоб шляпы; лица различить было нельзя - тьма непроглядная. - Принесли деньги? - это был тот же голос, с иностранным акцентом, который доктор слышал по телефону. - Нет. Я не принесу деньги, пока не увижу ребенка. - А меня казнят, если ребенок мертв? - Мертв?! - закричал Кондон в ужасе. - Не кричите! - рявкнул мужчина. - Ребенок жив и прекрасно себя чувствует. - Как вы можете доказать, что я разговариваю с тем человеком, который мне нужен? - спросил доктор. - Разве вы не получали писем, подписанных кругами? Кондон вытащил из кармана два зажима, которые находились в кроватке ребенка, - он взял их с разрешения Линдберга: - Ответьте, что это такое? - Ребенок был закреплен этими зажимами в кроватке, - сразу же ответил незнакомец. - Верно. Как вас зовут? - "Джон", - ответил тот. - Откажитесь от этого дела, "Джон", - взмолился доктор. - Пойдемте со мной... У меня есть тысяча долларов, они будут вашими, отдайте дитя добром... - Нам не нужны ваши деньги, - ответил "Джон". - Но ребенок жив? - Конечно... ...Через пять дней доктор получил по почте посылку - ночную рубашку Чарльза-младшего. В записке, которую завернули в рубашонку, было выдвинуто новое требование: "Принесите выкуп до того, как увидите ребенка. В случае принятия этого условия Линдберг должен дать об®явление в нью-йоркской газете "Америкэн", всего три слова: "Согласен. Деньги готовы". Линдберг поместил это об®явление. День за днем выходило оно в указанной газете, но "Джон" молчал... Через несколько дней доктор Кондон получил, наконец, ответ "Джона": "Сообщите, готовы ли вы к проведению операции в субботу вечером? Если да, опубликуйте в газете эти же три слова". Теперь Линдберг более всего боялся спугнуть похитителей. Национальное казначейство пообещало, что его агенты не станут вмешиваться в это дело, но лишь отметят номера банкнот, которые будут переданы похитителям. Несмотря на советы полиции, Линдберг упорно настаивал на том, чтобы в месте, где должно произойти свидание, не было никаких засад. Наступил субботний вечер. Линдберг и Кондон заканчивали последние приготовления к выплате требуемого выкупа. Деньги были разложены в двух пакетах: в одном было пятьдесят тысяч долларов, во втором двадцать; в общей сложности 5150 банкнот четырех достоинств: по 5, 10, 20 и 50 долларов... Линдберг, адвокат Брекенридж и Кондон сидели в доме старого учителя в ожидании новых инструкций. Кондон казался совершенно спокойным, но его семья была как на углях: учитель был единственным, кто видел "Джона" и мог бы опознать его; вполне возможно, что бандит, получив деньги, захочет избавиться от свидетеля. В девятнадцать сорок пять к дому под®ехало такси; как и в прошлый раз, незнакомый шофер протянул Кондону конверт и спокойно уехал. В письме было указание: "Возьмите записку, спрятанную возле дверей цветочного магазина кладбища Сан Рамон". Линдберг отвез учителя в указанное место; в записке было две фразы: "Следуйте по проспекту Вайтмон на юг. Возьмите с собой деньги; приходите один". Однако Кондон оставил ящик с деньгами на сиденье машины, рядом с Линдбергом: "Сначала я все же поговорю с ним". Он дошел до ворот кладбища; у изгороди стоял "Джон"; доктор приблизился к нему. - Принесли деньги? - спросил "Джон". - Они в машине, - ответил доктор. - Несите... - Я не вручу их вам до тех пор, пока вы не назовете место, где находится ребенок. - Пока сходите за деньгами, я нарисую план той местности. Получив деньги, "Джон" вручил Кондону конверт: - Прочтете через шесть часов! Ни минутой раньше! Через пять минут Линдберг и учитель вскрыли конверт: "Ребенок находится на борту яхты "Нэлли". Это небольшая яхта, восьми метров в длину, которая курсирует между Хорснекс-Бич и Гей-Хэд, недалеко от острова Елизаветы". Поиски яхты продолжались безрезультатно не одну неделю; а "Джон" исчез, растворился, пропал в десятимиллионном Нью-Йорке. За учителем Кондоном была установлена постоянная слежка - главный свидетель обвинения; никто, кроме него, не мог бы опознать "Джона"; три детектива денно и нощно стерегли его, куда бы он ни направился. А еще через несколько недель в лесу, неподалеку от дома Линдбергов, совершенно случайно был найден труп их сына, Чарльза-младшего. Мальчик погиб в день похищения, - так, во всяком случае, утверждала судебно-медицинская экспертиза..." Мюллер поднял на Штирлица глаза, в которых стояли слезы: - Зачем вы дали мне этот ужасный материал, Штирлиц?! К чему этот садизм?! Это же разорвет сердце каждого отца! Зачем я должен был читать это на ночь? - Выпейте снотворное, - посоветовал Штирлиц. - Что же касается трех квадратов, вырезанных по горизонтали, - то вам этот знак был известен еще в двадцатом году, во время стажировки в отделе особо опасных преступлений, когда был ограблен дом вашего бургомистра... Сначала у него просили деньги "добром" - прислав угрожающее письмо... Только там бандит вырезал не три квадратика, а один... Так что начинал он у вас, группенфюрер... В Штатах лишь продолжил начатое... Но и это не все... РОУМЭН, ПЕПЕ, СОМОСА, ВИЗНЕР (Панама, Манагуа, сорок седьмой) __________________________________________________________________________ Франц Брокман, о котором Штирлиц сообщил Роумэну теперь был Франсиско; седой, высокий, тонкий, как спичка, он проворно метался между столиками ресторана "Каса Педро" на берегу океана, обслуживая большую группу туристов; лицо его было сосредоточенным, собранным, однако глаза постоянно улыбались - очень голубые, излучавшие добро, какие-то скорбно-умиротворенные... Панамский адвокат Личу, встретивший Роумэна, Гуарази и охранников возле трапа самолета, вывез их в город минуя паспортный контроль и таможенный досмотр; он и это мог; пограничники были предупреждены, что прибывает экономическая делегация на правительственном уровне, встречать ее будет советник, профессор, доктор Личу, чтобы не привлекать излишнего внимания, поскольку речь идет о фантастической сделке, разрешить в®езд в страну "без формальностей". Звонок в аэропорт в ы д а л генерал Падилья; вполне управляем; пришлось, конечно, з а р я д и т ь - золотые пуговицы для френча и золотые звезды на пилотку и погоны. Именно поэтому и щ е й к и растерялись, когда последний пассажир прошел паспортный контроль: никто из тех, кого ждали по крайней мере девять американских разведчиков, не считая панамских детективов, не появился; действительно растворились в воздухе. Лишь через три часа военная контрразведка смогла нащупать нить, узнав о звонке генерала Падильи. Однако в это время машина адвоката Личу, миновав Ла-Чореру Пенономе, Нату и Агуадульсе, уже свернула на проселок и остановилась около Читры - модерновые хижины на берегу океана, песчаный пляж, бары под лианами, "Каса Педро". Во время гонки по шоссе в Читре (отсюда не более ста километров до Коста-Рики, "переход через Месанью обговорен, там ждет машина марки "линкольн", через десять часов будете в Манагуа") Личу, крепкий мулат в очках, что еще больше подчеркивало его спортивность, - бывают такие лица, которых очки в роговой оправе делают устремленно-агрессивными, - глотая слова, быстро об®яснял ситуацию: - Конечно, этого Франца было найти не просто! Первые два часа я был в отчаяньи! Потом решил посмотреть испанские имена, - и вот он, тепленький! Кстати, на границе с Колумбией, в горах, живет еще один никарагуанский немец, Альберт Петерс... Работает на кофейной плантации. Агроном у Санчеса-и-Масторги. За год они сделались самыми надежными поставщиками кофе, очень удобно пакуют - с фамилией, телефоном и адресом. Многие рестораны Панамы делают им заказы на год вперед. Растущий бизнес. Этот немец вытащил плантации из полнейшего запустения. Думаю, войдет в компаньоны. Масторга любит гулять в столице. У него там какая-то американка. Сговорятся, видимо, на треть. Значит, через пару лет немец сколотит полмиллиона баков. Великая нация. Никто не умеет так работать, как они... - Брокман здесь давно? - спросил Роумэн, дождавшись, пока Личу полез за сигаретой и начал ее прикуривать, иначе в разговор влезть было совершенно невозможно. - Почему он не пристроился на кофейные плантации? Он же большой мастер этого дела, к тому же специалист по лесу, хороший коммерсант. - Послушайте, Макс, - ответил Личу, - не слишком ли многого вы от меня хотите? - Сколько отсюда миль до этого самого Петерса? - задумчиво поинтересовался Роумэн. - Много. Это другая сторона государства. Да и потом я не возьмусь доставить вас туда. Придется стрелять. Наверняка, дороги уже перекрывают. Мы с вами хорошо проскочили. У нас ведь, пока не дозвонятся до главного, палец о палец никто не ударит, на кой черт, еще не угодишь, голову снесут... Слава богу, американцы научили нас консультировать у юриста каждый шаг, стало чуть меньше произвола, а ведь раньше каждый алькальд в самом завалящем городишке мог делать все, что ему заблагорассудится! Все, понимаете, абсолютно все! В Агуадульсе местный алькальд издал приказ, запрещающий проезд повозок по городу. За нарушение - штраф. При повторном - арест. Люди спросили: "А на чем же привозить кирпичи на строящиеся здания?" А он ответил: "Это ваша забота. Повозки - прошлый век, неопрятно и остается навоз на улицах. Я хочу воспитывать молодое поколение горожан в духе культуры и преклонения перед прекрасным". Честно-то говоря, хозяева повозок не уплатили ему сколько надо, а заработок у алькальдов грошовый, живут на п о д н о ш е н и я, тоже можно понять... Для того, чтобы жить сносно, в его руках только одно оружие - запретить другим все, что только можно. А можно - все... Во время выборов - он знал, что им недовольны, - его люди обошли всех тех кто допущен до голосования, и предупредили: "Будешь заходить в кабинку - изуродуем и сожжем дом. Голосуй, не заходя за бархат! Чтоб все было на виду"... - Крепкий парень, - заметил Гуарази. - И чем же кончилось? Личу пожал плечами: - Девяносто семь процентов проголосовали за него чем еще это может кончиться? - Но повозки ездят по городу, - заметил Роумэн. - И немало. - Так этого алькальда пришлось нейтрализовать, - ответил Личу. - Все-таки если самоуправство граничит с идиотизмом, приходится принимать волевые решения. Нельзя же до такой степени компрометировать институт государственной власти... Тем более, об этом узнали американцы, расписали в своей прессе, неприятно, согласитесь... - Хорошо, - Роумэн достал свои совершенно искрошившиеся "Лаки страйк", - а вы не смогли бы навестить Петерса, скажем, завтра? После того, как мы сегодня уйдем в Коста-Рику? - И что? - поинтересовался Личу, аккуратно глянув на Гуарази. - И получить от него иск к президенту Сомосе по поводу плантаций, домов, аптек, принадлежавших ему вплоть до того дня, когда он был арестован, а затем выслан в Штаты для заключения под стражу... Дело в том, что брат Петерса, социал-демократ, погиб в Освенциме... - Где? - не понял Личу. - Где он погиб? - В Освенциме, - повторил Роумэн. - Это лагерь, где гитлеровцы резали людей для проведения экспериментальных медицинских исследований. Резали, кстати без наркоза, чтобы определить наиболее явные болевые точки... Это лагерь смерти... Они там сожгли что-то около двух миллионов людей... - Сколько?! - Личу даже выронил сигарету изо рта, резко притормозил, взял ее с кремовых чесучевых брюк, выбросил в окно. - Два миллиона?! Так это больше чем вся Панама... - Он говорит правду, - тихо заметил Гуарази. - Так было. - Так вот, - продолжил Роумэн, положив руку на плечо Гуарази; тот замер, однако ладонь не сбросил (молодец, Пепе, подумал Роумэн, мы еще поговорим с тобой, у нас есть время, можно о многом поговорить, особенно если ты не смахиваешь мою руку и это видят "первый" и "второй"; как можно за весь день не произнести ни одного слова, фантасмагория какая-то!). - Так вот, - повторил Роумэн, - если бы вы завтра выслали экспресс-почтой в Манагуа иск Петерса к Сомосе, - диктатор забрал все плантации немцев себе, лично себе, он и войну-то об®явил Гитлеру, чтобы завладеть лучшими плантациями страны, до десятого декабря сорок первого года он держал на стене кабинета портрет фюрера с дарственной надписью, - тогда мы получим лишний козырь... - Если я отправлю вам хоть что-нибудь экспресс-почтой, - ответил Личу, - то этот пакет получит ваш сын... Это еще оптимальный вариант, скорее всего на почте придется доказывать родство вашей внучке... Здесь почта работает, как в прошлом веке... Телеграмма устроит? Роумэн спросил Гуарази: - Как вы считаете, Дик? - Не знаю. Личу, на Сомосу это может произвести впечатление? - По-моему, вас четверых шлепнут его гвардейцы в тот же миг, как только вы поднимете разговор о немецкой собственности, ставшей ныне богатством его семьи... Если это действительно так... Я, конечно, не знаю, может, у вас, - он кивнул на Гуарази, - есть в Манагуа сильные контакты, но мне кажется, что я обслуживаю четыре трупа, - вполне милые парни, но доживаете вы последние часы, жаль. Роумэн подошел к метрдотелю и сказал, что его друзья хотели бы взять столик, который обслуживает голубоглазый официант. - Конечно, конечно, - ответил тот, - эй, Франсиско! Сеньоры хотят, чтобы ты обслужил их! Быстренько приготовь столик! - Да, да, - угодливо ответил Брокман. - Сию минуту, сеньоры... Я с радостью угощу вас самой прекрасной пищей нашего чудного "Каса Педро". Когда он накрыл стол белоснежной скатертью, стремительно расставил приборы и приготовился слушать заказ Роумэна, адвокат Личу тихонько сказал: - Франсиско, если вы действительно тот Франц Брокман, что приехал сюда после войны с севера, то знайте: эти господа отправляются в Манагуа, чтобы вернуть немецкую собственность ее прежним владельцам. Бокал выпал из рук официанта, сверкнув мертвенно-голубыми осколками; старик закрыл глаза, достал из кармана пилюльку и бросил ее под язык. - Простите, сеньоры, - сказал он. - Немного шалит сердце... Я должен подать десерт моим британским гостям... Потом я с радостью отвечу на все ваши вопросы. Но вы не из полиции? Я ведь заполнил все формуляры и в®ехал сюда по разрешению североамериканских властей... - Сеньор Брокман, мы представляем интересы тех честных немцев, не связанных с нацистами, которые пали жертвами преступных клик, - отчеканил Роумэн. - Поскольку у нас мало времени, я попрошу мэтра подменить вас, пусть десерт британцам принесет он сам, а вас мы приглашаем пообедать вместе с нами, не возражаете? - Но... Благодарю вас... Но это не принято... И потом я не одет, как это положено для ресторана... Роумэн снял через голову рубашку, остался в майке, улыбнулся: - Вот мы и уравнялись в костюмах... "Первый", пожалуйста, урегулируйте вопрос о подмене сеньора Брокмана. Парень не пошевелился, словно бы не слышал Роумэна. - Обращаться надо ко мне, - заметил Гуарази, - он выполняет лишь мои указания... Иди и договорись, - сказал он небритому. - Сделай это тактично, дай мэтру десять долларов, извинись, об®ясни, что мы торопимся... Через минуту мэтр начал сам обпархивать британцев; Брокман опасливо снял свою белую куртку, не зная, что с ней делать; Роумэн взял ее у него из рук, повесил на спинку стула и обратился к собравшимся: - Сначала, как полагается у нас, "гринго", - "хайбол". Потом - мясо, а на десерт - фрукты. Принято, сеньоры? - Я бы не рекомендовал брать мясо, - понизив голос, сказал Брокман. - У нас нет своих коров, туши везут из Давида, по жаре... А рыбу мы ловим сами... Она воистину прекрасна, а цена значительно дешевле. Гуарази посмотрел на Брокмана; его глаза - как и в Мадриде, когда он не отрывал глаз от Кристы, - были полны скорби. Когда мэтр подбежал к столу, Роумэн поблагодарил его за любезность, сделал заказ, заметив: - Сеньор Брокман, видимо, в ближайшее время получит наследство, так что дружите с ним. Всегда надо дружить с тем, за кем будущее... - О, мы старые друзья с сеньором Брокманом, - ответил мэтр. - Я рад, что вы привезли ему столь приятную новость... По случаю такой приятной новости хочу угостить вас, сеньоры, бутылкой настоящей "мендосы". Это не подделка, действительно, из Аргентины... - Подделка, - дождавшись, когда мэтр отошел, шепнул Брокман. - Здесь нет настоящей "мендосы". Лучше пейте местное вино, оно прекрасно... Это американцы приучили здешних людей преклоняться перед иностранным... Янки, словно дети, - больше всего ценят чужое, хотя свое у них в десять раз лучше. - "Кьянти" здесь нет, - заметил Гуарази. - Так что меня вино не интересует. Мистер Брокман, мы приехали, чтобы составить ваш иск к президенту Никарагуа Сомосе. С успеха мы берем двадцать процентов. У вас было что-то около двухсот тысяч долларов в банке, не считая плантаций и домов. Вы согласны уплатить пятьдесят тысяч баков, если мы добьемся у Сомосы возвращения хотя бы части ваших плантаций и какого-нибудь из ваших домов на берегу или в столице? - Я готов отдать половину того, что вы сможете мне вернуть, - сглотнув комок в горле, ответил старик. - Я мечтаю вернуться туда... Но ведь теперь немцы стали изгоями... Сомоса не пускает нас в страну... - Что с вами случилось седьмого декабря сорок первого года, когда Сомоса снял со стены портрет Гитлера и об®явил войну рейху? - спросил Роумэн. - В ту же ночь мы все - и те, кто состоял в нацистской партии, и те, которые считали с

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору