х  и  только  благодаря  вербовке
Асмодея и успешной операции с Робертом Смитом получил очередное звание.
     Изменения  к  лучшему  наметились  в  последнее   время.  Когда  искали
фигуранта для "Расшифровки",  он через Мальвину вышел на Кислого.  Вообще-то
толку от Мальвины было немного, но на этот раз результат превзошел ожидания.
У Кислого не было  близких родственников, практически не имелось  друзей, он
вел замкнутый образ жизни, страдал комплексом неполноценности  и отсутствием
способности к решительным действиям, поддавался чужому влиянию.
     Кроме того, он имел высшее образование и незащищенную диссертацию, умел
работать со  статистикой  и  делать  обобщающие  выводы,  писал  для газеты,
обладал хорошей репутацией, являлся абсолютно аполитичным, не принадлежал  к
какимлибо группировкам и кланам.
     Воздействуя на  Кислого через Мальвину, можно было  добиться выполнения
им  действий,   о  подлинных  целях  которых   он  сам   не  подозревал.  На
профессиональном языке это называлось использованием "слепого" агента.
     Операция началась успешно, хотя и не без шероховатостей,  интерес к ней
ЦРУ  придал  делу совершенно другое  значение, а внезапное появление Асмодея
поднимало роль оперработника Межуева и выдвигало его  в число ключевых фигур
"Расшифровки".  Успех   операции  должен  был  стать  для  него  трамплином,
забрасывающим на более высокий уровень служебной иерархии.
     Может  быть, поэтому, а  может, из-за чувства вины перед Асмодеем майор
относился  к нему,  как  к  родному  брату, вернувшемуся  после многолетнего
отсутствия.
     Пышно, с хорошей выпивкой,  изысканной закуской  и красивыми  женщинами
отметили встречу.
     -- Мне надо было настоять, заставить  тебя уехать из Москвы, --  каялся
опьяневший Валентин  Сергеевич. -- Вся  эта буча длилась полгода, ну  восемь
месяцев -- не больше! Отсиделся бы гденибудь, вернулся -- и все! Ни суда, ни
колонии...
     --  Вы-то при чем, -- великодушно  отвечал сильно нетрезвый Асмодей. --
Вы сказали, я не послушал... Сам дурак и виноват!
     -- Но где ты был после освобождения? Почему не звонил?
     -- Где был, там уже нету, --  уклончиво отвечал Асмодей. -- Да  и какая
разница...
     Он возбужденно  смотрел  на Ирку,  с  ногами  забравшуюся  на  диван  и
медленно потягивающую  "Амаретто"  из пузатого бокала.  Короткая, с разрезом
юбка полностью открывала облитые блестящим нейлоном ноги.
     -- Сразу  видно,  когда колготки новые,  --  бессвязно проговорил он, и
майор ничего  не понял. -- Тогда и класс другой... Только не знаю -- встанет
или нет после зоны... У многих так и не получается...
     --  Вон  ты о чем, --  майор  похлопал агента  по спине.  -- Не  бойся!
Лучшего  сексолога  найдем -- все будет в ажуре.  Да он тебе не понадобится:
Ирочка и танку пушку задерет! Давай еще по одной...
     Контрразведчик всегда  и  в любой обстановке находится на службе. Майор
незаметно принял таблетку спецпрепарата, нейтрализующего алкоголь, и  сейчас
"прокачивал"   Асмодея.   Потом   за  дело   возьмется  Ирочка:   в  постели
выбалтываются даже самые важные тайны. А у агента, которому предстояло стать
ключевой фигурой  в  ответственнейшей  операции,  не  должно  быть  тайн  от
курирующего офицера.
     Но рюмка повисла в воздухе. Асмодей покачал головой.
     -- Мне хватит. С непривычки совсем одурею...
     Нетвердой  походкой  он направился в  туалет, потом  прошел  в  ванную.
Вернувшись к столу, он выдавил в рюмку лимон, принес из холодильника яйцо и,
отделив желток, смешал с лимонным соком, капнул водки и залпом выпил.
     -- Сделай кофе, Ириша, -- почти трезвым голосом сказал он.
     -- Значит,  остановился? А я выпью! --  Майор продолжал избранную линию
поведения.
     --  Пока  девчонки  нет, скажите,  что  от меня  требуется?  -- Асмодей
пристально смотрел в глаза контрразведчика. -- И какое лекарство я получу от
вас в этот раз?
     Межуев  с силой провел ладонью по  лицу, тряхнул головой, будто отгонял
мутную пелену опьянения.
     -- Подробно поговорим завтра. А сейчас дай мне свой  паспорт. Ты же  не
бомж, чтобы жить без прописки...
     Асмодей напрягся.
     -- Значит,  раскопали... Ну бомжевал, а куда  было деться?  Если бы  не
поднялся, вы бы со мной никаких дел иметь не стали...
     -- Тут ты ошибаешься, -- искренне сказал майор. -- А что бы ты хотел от
нас получить вместо лекарства?
     -- Отсутствие судимости -- раз! Гарантии безопасности -- два!
     Асмодей замялся.
     -- Газовый пистолет -- три! Разумеется, с разрешением.
     -- Газовый? -- переспросил контрразведчик.
     Асмодей пожал плечами.
     -- Боевой же  вы не дадите. Мне  нужна  определенная модель -- "вальтер
ППК", восьмимиллиметровый.
     -- Почему именно этот? -- удивился майор.
     -- Красивый. И носить удобно. С детства о таком мечтал.
     На кухне звенели чашки: Ирина разливала кофе.
     Асмодей пристально рассматривал контрразведчика.
     -- А ведь я вам очень  сильно нужен, -- констатировал он. -- Что  же вы
задумали?
     -- Завтра поговорим, завтра...
     Майор кивнул на входящую с подносом девушку.
     Но Межуев не был осведомлен о  конечной  цели операции "Расшифровка"  и
потому  ничего  не  мог  о  ней рассказать. Выполняя указания и распоряжения
руководства,  он видел только залегендированную цель  и к  ней изо всех  сил
стремился, не подозревая, что это лишь промежуточная точка на пути к великим
переменам.  Таким  образом,  он  сам   являлся  "слепым"  агентом   генерала
Верлинова.
     Верлинов, Карпенко, Борисов и  Черкасов медленно шли  по бетонированной
дорожке огороженного крепким забором полигона одиннадцатого отдела.
     С  момента их дружеского обеда на даче Верлинова прошло три с половиной
месяца.   Тогда  они   только  раскрыли  друг  перед  другом  карты,  теперь
значительно продвинулись как в игре, так и в доверии другу к другу.
     --  Полное убожество,  -- рассказывал  Верлинов.  -- Хотят всего, но не
знают,  как  сделать  хоть  что-нибудь!  Апломб, отсутствие логики,  никакой
твердости, будто  у  них хребты повыдирали.  Не мужики,  а бабы! Один  идиот
больше всего  обрадовался в конце, когда я выключил глушитель и у него опять
пошли часы...
     Карпенко мрачно усмехнулся.
     -- Все это видно по их физиономиям.  Причем невооруженным глазом. Новая
генерация политиков...
     -- Нет,  ребята, они если и не хуже,  то уж точно не лучше нынешних.  И
очень  быстро скурвятся  окончательно, -- продолжал  начальник одиннадцатого
отдела.
     Начинающее  пригревать  солнце  подсушило дорожку, но  на  двухметровой
запретной полосе  внутреннего периметра еще лежал серый ноздреватый  снег, и
часовые, зажатые между  плитами  забора и колючей проволокой,  были обуты  в
тяжелые,  подшитые  кожей  валенки.  Когда   генералы  проходили  мимо,  они
принимали стойку  "смирно" и вскидывали ладони к шапкам,  что при  положении
оружия "на грудь" по строевым правилам являлось неверным.
     Повторение ошибки  пунктуального  Верлинова  раздражало, хотя  если  бы
товарищи об этом узнали, они бы обязательно подняли его на смех.
     -- Ты помнишь, Валера, наш разговор у тебя на даче? -- спросил Борисов.
-- Не  надо бояться  принимать  на  себя ответственность. Не надо! Если  эти
"пиджаки" не могут ничего  для страны сделать, а мы можем -- зачем им  место
уступать?  Ну стану я министром охраны порядка, а  они будут за руки держать
-- и какая получится от меня польза?
     -- Кстати -- да! -- Верлинов поднял палец. -- Когда я огласил программу
борьбы с преступностью,  они чуть  в штаны  не наложили! Как так: ускоренное
судопроизводство  -- это нарушение демократических принципов! Единовременная
ликвидация   преступных   авторитетов  --  воров  в  законе,   руководителей
организованных группировок, рецидивистов -- нарушителей режима... Тут вообще
хай подняли: беззаконие, методы тоталитарных режимов!
     Верлинов в сердцах сплюнул.
     -- Я им  говорю: а зачем же  вы, господа, завели охрану и требуете себе
оружия? По государственной  вашей службе стрелять  вроде не  в кого!  А  мне
этот, который в вице-президенты метит: не разводите демагогию, наш статус --
совсем  другой вопрос...  Демагогию  очень  в  ЦК  любили да  в  обкомах  --
первейшие демагоги!
     --  Пусть  они  никуда  не  годятся,  но других у  нас нет,  --  сказал
Черкасов. Ему было жарко, и он расстегнул  не только пальто, но и рубашку до
пояса. -- Что же делать? Сесть на жопу и сидеть, ждать, куда вынесет?
     --  Вы меня не дослушали, --  непривычно  мягко сказал Верлинов. -- Все
должно идти по плану. Разоблачительные  статьи, парламентское расследование,
скандал. Главное -- зажечь  запальную  трубку!  И  вывести  из игры вояк!  А
там... Народ сам разберется, за кого голосовать. Думаю, ему идея уничтожения
преступности  в течение месяца  не покажется антидемократической. Тем  более
что тут же улучшится  экономическая обстановка. И на этой волне нам ничто не
мешает изменить тактику и претендовать  на первые посты!  Даже если у  наших
славных  депутатов  будут  пистолеты  --  ну  и  что?  Появится  возможность
застрелиться, а мы их с почестями похороним. Или без почестей, посмотрим!
     --  Выборы  выборами,  демократия  демократией, а возможность  силового
противостояния тоже следует просчитать, -- вмешался Карпенко. Он был большим
специалистом в данной сфере и знал: при открытой атаке необходим трехкратный
перевес  над противником,  при задержании  -- двукратный. Когда используются
специальные силы и методы -- арифметика другая.
     -- Вот ты и просчитай, -- сказал Борисов.
     Бывший командир группы "А" вопросительно посмотрел на Верлинова и, лишь
когда тот кивнул, отвел взгляд, посчитав вопрос решенным.
     --  К  силе  прибегать  бы не  хотелось,  --  рассуждал вслух начальник
одиннадцатого отдела. -- Но...
     -- Что "но"?
     Три  пары глаз  устремились на  человека,  который незаметно становился
лидером генеральской четверки.
     -- Ничего, -- ответил он. -- Пока ничего.
     Верлинов  вспомнил  составленную  руководителем  темы "Сдвиг" Даниловым
сетку точек  инициирования и точек проявления, увязанных с возможными целями
в  городе   "X".  Сетка  была  исполнена  в  одном  экземпляре,  имела  гриф
"Совершенно секретно",  хранилась  в  кейсе  с  пиропатроном в личном  сейфе
начальника одиннадцатого отдела. Несведущий человек не смог бы  в ней ничего
понять.  Только  Данилов и  Верлинов знали, на  одномасштабную  карту какого
города следует  наложить совершенно секретную  сетку, чтобы точки проявления
совпали с целями.
     Город назывался Москва.
     Решения толковища выполняются куда точнее и четче современных законов и
правительственных  постановлений. Да  и  в  былые времена  так было.  Только
решения  Политбюро приближались  к  ним  по силе, потому  что  наказание  за
неисполнение  и тех и других одинаковое -- смерть.  Если  не  физическая, то
гражданская, многие  руководители разницы не делали -- организмы  у  них  на
снятие, исключение и строгач инфарктами отзывались.
     На  рынках столицы и  во многих коммерческих ларьках пятидесятитысячные
купюры принимать отказывались --  себе дороже обойдется. И в катраны с  ними
соваться  избегали:  меняли  где-нибудь  тайком,  будто  и впрямь  краденые.
Официальные  ночлежки  на дезинфекцию закрылись  от греха,  притоны  дешевые
опустели.
     Клык  через нового  порученца  пригласил к себе участкового, про  жизнь
спросил, результатами экспертизы поинтересовался.
     -- Никак у нашего криминалиста руки не дойдут, -- об®яснил Платонов. --
Столько краж, он на куски разрывается.
     Клык сочувственно покивал.
     --  Работа,  конечно, на первом  месте быть  должна. А  за сверхурочные
отдельно платить надо. Пусть он сегодня ночью сделает...
     Порученец повертел пачку десятитысячных купюр, чтобы можно было оценить
ее толщину, и ловко вложил  в карман милицейского мундира. Сам пахан избегал
оставлять свои отпечатки на чем бы то ни было.
     -- Раз срочно, я скажу...
     -- Тут еще вот какое дело. --  Клык  доверительно наклонился вперед. --
Когда вся  эта  заваруха  шла, в под®езде какие-то люди были.  Не  наши,  не
ихние, не ваши.  Кто такие, куда делись? Может, они нас и обворовали? Как бы
ваших ребят расспросить, которые первыми приехали?
     Порученец приготовил еще одну пачку, но Платонов отгородился ладонью.
     -- Не, с теми говорить бесполезно. Они злые,  как волки. Чуть  что -- в
глотку вцепятся.
     Участковый подумал.
     -- В дело бы можно заглянуть, да оно в прокуратуре...
     Клык ждал.
     -- Знаете, я  сейчас по квартирам  пройду, поспрашиваю. Может, кто дома
был и чего слышал...
     -- Правильно, лейтенант, -- одобрил  Клык. -- Здорово вас  учат! У меня
на  площадке  бабка  живет,  матери-покойницы  подруга. Она  всегда  дома  и
подглядывает, подслушивает, вредная карга!
     Через  несколько  минут,  с  большими  предосторожностями  впущенный  в
квартиру "карги", участковый беседовал на кухне с хозяйкой.
     --  Фроська тоже непутевая была,  --  рассказывала  высокая, высушенная
годами старуха, часто  моргая блеклыми,  слезящимися глазами.  --  Мы с  ней
рядом еще в деревне жили, а когда Москва пришла, снесли все -- совсем соседи
стали. Когда  мужа  зарезали, она с рельс  сошла: и  пьянка,  и мужики...  И
Васька рос непутевым, я же в школе  работала, хоть не  в его классе,  да все
знали...
     --  Жалобы  на соседа есть? --  официально спросил лейтенант,  прерывая
поток воспоминаний.
     -- Да так он безвредный.  -- Старуха пожала плечами. -- Только  балбесы
его на лестнице околачиваются, плюют, окурки бросают...
     -- Выгоним. -- Лейтенант сделал пометку в блокноте.
     Старуха схватила его за руку.
     -- Боже упаси! Пускай стоят! Сюда же никто чужой не идет! Весь соседний
под®езд позассали, пьют с утра до вечера. А как квартиры грабят! А у нас все
тихо. Пускай стоят!
     -- Ну раз так. -- Платонов вычеркнул пометку.
     -- Вы им только скажите, чтоб не плевали и не мусорили.
     -- Скажу. -- Участковый сделал еще одну пометку.
     Явно   выраженная   готовность   оказать   содействие   размягчает   не
избалованных внимательным отношением  граждан и  делает их верными  друзьями
участкового, даже если реальное содействие и не оказано.
     -- Говорите, тихо у вас,  а какая  пальба была! -- приблизился к нужной
теме лейтенант.
     -- Страх Господний! Я за дверью стояла, так чуть не оглохла, они совсем
рядом бухали!
     Она всплеснула руками.
     -- Ты скажи, они мою дверь прострелят насквозь?
     Дверь была из железа, "четверки".
     -- Могут. Смотря из чего садить будут.
     -- А я, дура, не береглась, на нее надеялась...
     -- Чего же стояли, когда стрельба шла?
     Старуха вытерла слезящиеся глаза.
     --  Так в "глазок" смотрела.  Дома-то скучно одной,  я  и  смотрю.  Как
разведчица -- кто  пришел, кто ушел. И вы сюда часто ходите, его проверяете,
негодника. В  тот день тоже были. Вначале незнакомый человек  пришел,  потом
Федор, царствие ему небесное, туда-сюда бегал, потом  три каких-то  бугая  с
чемоданом, а  уж  потом вы подождали немного и Ваську увели, я  уж думала --
насовсем.
     А  потом стрелять начали, как в кино, только ничего непонятно -- кто, в
кого, почему...  В  кино все видно,  а здесь  не разберешь! Вначале  бандиты
дверь открыли, тут как загрохочет, и они попадали, еще один подбежал -- тоже
свалился... Потом приличный  человек, но с пистолетом,  в квартиру зашел,  а
милиция  приехала и автоматом в него  --  тык.  Только он из госбезопасности
оказался.
     -- Как вы узнали?! -- резко выдохнул лейтенант.
     -- А у него документы проверили. И фамилию называли.
     -- Не запомнили? -- почему-то шепотом спросил участковый.
     -- Так я ж все записываю! -- гордо сказала старуха.
     Платонов оторопел.
     Через  несколько минут он держал  толстую  тетрадь, содержание  которой
привело  бы в  ужас  Клыка и, безусловно, стоило  жизни старухе.  Аккуратным
учительским  почерком  в  ней  описывались результаты наблюдения за соседней
квартирой. Схематично давались приметы посетителей: отвратительная рожа, два
бандита, верзила со шрамом.
     "Майор   милиции   Еремкин   из   уголовного   розыска   МВД,   капитан
госбезопасности Васильев", -- нашел он наконец то, что искал.
     -- Так их двое было?
     -- Говорю же: непонятно ничего. Раз две фамилии, значит, двое!
     Платонов  пролистнул  еще  несколько  страниц.   Единственной  фигурой,
обозначаемой  безошибочно,  являлся он сам.  "Приходил участковый,  выходил,
вернулся...  Снова участковый, заходил три раза..."  Неслужебные  контакты с
поднадзорным рецидивистом Зонтиковым задокументированы предельно точно.
     Несколько  минут он размышлял, механически  переписывая в  свой блокнот
фамилии интересующих Клыка людей.
     --  Вот что,  бабушка, эту тетрадь я  заберу. Дело тут государственное,
секретное, спасибо, что помогли. Но рассказывать ни о чем никому не надо.  И
новых записей лучше не делать.
     Получив нужные  фамилии. Клык явно обрадовался, хотя  вида старался  не
подавать. Порученец  засунул в карман  мундира вторую  пачку купюр. Платонов
ждал этого и воспринял как должное.
     -- Как бы узнать про них подробней? -- Клык помахал листком с записями.
     Платонов помолчал. Одно дело --  опросить соседей на своем участке  или
попросить   о   небольшом   одолжении   сослуживца-эксперта,  а  другое   --
устанавливать  сотрудника  МВД или  госбезопасности.  А  вообще-то  --  чего
бояться? Многие на стороне подрабатывают: кто частную палатку охраняет,  кто
грузы сопровождает, кто с рэкетирами  разбирается, да  мало ли как еще...  И
ничего им  не  делается,  хотя  закон и приказы  такой бизнес  категорически
запрещают. Но сейчас принцип простой: что урвал -- твое, кто не успел -- тот
опоздал! И  в  карманах ощущалась приятная  тяжесть  --  за час работы тысяч
триста отхватил! А что незаконного сделал? Да ничего.
     -- Про нашего  попробую разузнать,  --  наконец проговорил  он.  -- Про
чекиста -- вряд ли.
     Похоже, Клык был уверен в его согласии. Он кивнул.
     -- Что сможешь. За нами не заржавеет.
     И неожиданно спросил:
     -- Как там бабка? Лишнего не болтает?
     "Сколько  бы он  отстегнул  за  ее тетрадку?"  -- мелькнула  подленькая
мысль, и Платонова как жаром обдало.
     -- Что ей болтать, она одной ногой в могиле. Наоборот, хвалила: порядок
в доме и все такое. Только просит не курить и не плевать.
     Участковый встал.
     --  С экспертом  реши побыстрее, --  сказал  Клык, и было  непонятно --
просьба это или указание.
     На пустыре участковый сжег бабкину тетрадь.
     "Совсем обнаглел пес  лагерный, -- возмущенно думал он. -- Решил, что я
ему стучать буду! Соучастника нашел, сука! Надо его на расстоянии держать. А
бабки пусть платит, если есть лишние..."
     Придя в  отделение, он  насел на эксперта и вырвал обещание  немедленно
разобраться с  пальцами  на  кружке. Потом  зашел  к  себе в  кабинет,  взял
телефонный справочник МВД России, нашел номер секретариата Главка уголовного
розыска.
     Через час пора  забирать  дочку из садика, да  и пообедать он не успел,
сосало  под  ложечкой,  начинала  болеть  голова,  мелькнула  мысль отложить
поручение на завтра... Но все же Платонов придвинул телефон и набрал номер.
     Продумывая обоснование причин своего интереса  к  сотруднику Главка, он
подыскал совершенно  невинное  и  очень  правдоподобное об®яснение.  К нему,
участковому  инспектору Платонову,  обратился человек, разыскивающий  майора
Еремкина из  угрозыска  МВД.  Поскольку контакт  мог  быть  важным  как  для
гражданина,  так  и  для  оперативника,  он  решил  помочь  им  встретиться.
Гражданин вышел покурить и обещал скоро зайти.  Если товарищ майор разрешит,
он даст его телефон или сделает по-другому, как лучше для старшего коллеги.
     Версия была н