размыслить. Тащи сюда записи.
    Было видно, что  Тролль  находится  в  предвкушении  чего-то
архиприятного.  Все-таки  жаль,  что  он -- фантом. В противном
случае сплавил бы ему всю эту бредятину, и он  бы  еще  спасибо
сказал.
    Я раскрыл блокнот.
    --  Первым номером выступает Октавиан Сидоров, -- об®явил я.
-- Наш с тобой соотечественник.
    -- Кроме Малышки, у меня нет соотечественников, -- отозвался
Тролль. -- Моя родина -- это твое сознание.
    -- О'кэй, -- согласился я. -- Итак, Октавиан Сидоров. Что мы
знаем об  Октавиане  Сидорове?...  Почти  ни  хрена  не  знаем.
Впрочем, как и обо всех остальных. Дурацкая это затея.
    -- И все же, -- настаивал Тролль.
    Я  подчинился.  Всю  свою  ярость  и энергию я уже выплеснул
сегодня на бедного Горбанюка. Теперь из меня можно было веревки
вить.
    -- Ну, он сказал, что ничего не знает.  И  что  это  не  его
забота,  а  полиции.  И  что  в  ближайшее  время он собирается
сбежать куда-нибудь на Канарские острова, а там --  хоть  трава
не расти.
    -- Давно он здесь?
    --   Девятнадцать   лет.  Приехал  из  Киева,  откуда  вывез
приличный капиталец. И где, как видно, успел пограбить от души.
    -- Ты знаешь, я думаю, что это не он, -- сказал мне Тролль.
    -- Почему?
    -- Он ведь  собирается  на  Канарские  острова,  а  будь  он
наводчиком  или,  тем  более,  активным действующим лицом -- на
фига они ему нужны? Он здесь должен находиться.
    -- В принципе, логично, -- согласился я. -- А  вдруг  он  --
самый  главный босс? Будет себе кейфовать на Канарских островах
и отдавать распоряжения по радиотелефону.
    -- Он похож на такого босса?
    -- Внешне нет. А там -- кто его знает.
    Тролль задумался.
    -- Не вяжется, -- наконец, сказал он. -- Если  в  этом  деле
имеется  самый главный босс, он и сейчас распоряжения отдает по
радиотелефону.
    -- Ну, если с Сидоровым мы покончили, то следующим идет Марк
Немировский. Тоже наш, то бишь --  мой,  соотечественник.  Сюда
приехал  из  Израиля.  По поводу своих ближайших планов темнит,
однако именно ему принадлежит  идея  взбесившегося  конкурента.
Очевидно,  это  не  он,  иначе  какой ему смысл наводить нас на
правильное решение?
    -- Чтобы такие валенки, как ты,  тут  же  исключили  его  из
числа  подозреваемых. Идея ведь не бог весть какая. Мы бы и без
него как-нибудь допетрили.
    -- Еще он сказал, что догадывается, кто бы это мог быть,  но
с   нами  поделиться  пока  не  может,  поскольку  у  него  нет
конкретных доказательств.
    -- Так и сказал: "пока"?
    -- Да.
    -- Точно?
    Я еще раз пробежал глазами записи.
    -- Совершенно точно.
    -- В таком случае шансы, что это -- он, существенно  падают.
Тем  более,  что  со  своими  планами  на  будущее он темнил, а
преступник бы рассказал охотно и с  мельчайшими  подробностями.
Можно  даже  надеяться,  что  именно  Немировский  поможет  нам
вычислить  преступников.  Если  к  тому  времени  мы  сами   не
управимся.
    --  Номер  три  --  Артур Ризе, -- продолжал я. -- В Берлине
владеет тремя  магазинами.  Говорит,  что  собирается  работать
дальше  как  ни  в чем не бывало. Дескать, он -- фаталист. Если
ему что-то написано на  роду,  то  это  и  произойдет,  как  ни
выкручивайся.  И еще у него есть цветная наколка на руке. Будто
у уголовника.
    -- А что на наколке?
    -- Если я правильно понял,  Мадонна  с  младенцем.  Конечно,
возможны и другие варианты. К примеру, его супруга с сыном.
    -- Это не он, -- решил Тролль.
    -- Ты хочешь сказать, что если у человека на руке -- наколка
Мадонны с младенцем, то он не может быть преступником?
    --  Отнюдь.  Просто  будь  у  него  рыльце  в  пушку,  он бы
демонстрировал страх. А он заявил, что планирует и дальше вести
себя, как ни в чем не бывало, и что ему наплевать.
    -- Что ж, с точки зрения  психологии  весьма  логично.  Круг
подозреваемых катастрофически сужается. Четвертым у нас -- Отто
Горовиц.  Он  из Гамбурга, к тому же большой фантазер. Считает,
что в магазины проникает невидимка. Никто его, мол, не видел, и
аппаратура ни разу не смогла зафиксировать.
    -- Это он серьезно?
    -- Похоже.
    -- Тогда он просто ненормальный! Конечно, если не  издевался
над  вами.  Такой бы моментально засыпался, прими он в чем-либо
участие.
    -- Трудно сказать. Возможно, как  раз  таких  типов  тяжелее
всего  изловить.  Тем  более,  что с этими невидимками он мог и
действительно ваньку валять.
    -- М-да, темная лошадка...
    -- Вот-вот! -- воскликнул я. -- Юрико так про него и сказал:
"Темная лошадка".
    Я начал проникаться все большим доверием к фантому.
    -- А какова  его  реакция  на  происходящее?  Его  ближайшие
планы? -- поинтересовался Тролль.
    --  На  этот счет не было сказано ничего определенного. Мол,
еще не решил.
    -- Не нравится мне этот Горовиц.
    -- Значит, имеем подозреваемого номер один?
    -- Можно считать, что так.
    -- Наконец-то! Следующими идут два приятеля: Вилли  Гройпнер
и  Карлхайнц  Бреме.  Тоже,  нужно  отметить, фантазеры те еще.
Лепили  горбатого  по  поводу  какой-то  культурно-криминальной
группы  "Фокстрот"  и некого преступника по прозвищу Дервиш. Он
же -- Шаман. Он же -- Колдун. Якобы получили эту информацию  из
конфиденциального источника в Париже.
    -- Значит, у них есть связи с Парижем?
    -- Выходит, что есть.
    -- Не нравятся мне эти приятели.
    Тролль встал на голову.
    -- Немедленно прекрати! -- потребовал я.
    --  А,  может,  мне  так  лучше думается? -- Тролль наморщил
лобик. -- Нельзя исключать, что  культурно-криминальная  группа
"Фокстрот"  -- это они и есть. Причем, кличка одного -- Дервиш,
другого -- Шаман, а третьего их напарника, которого мы пока еще
не знаем, -- Колдун. Что скажешь?
    -- У тебя с фантазией дело  обстоит  не  хуже,  чем  у  Отто
Горовица. Не удивлюсь, если Колдуном в итоге окажешься ты.
    -- Ха-ха-ха!
    -- Не расслабляйся!
    -- Хорошо.
    -- Записываем и их в подозреваемые?
    -- А что они собираются делать в ближайшее время?
    --   Спрятаться   как   можно   надежнее.   Куда  именно  --
естественно, не уточняли.
    -- Записываем.
    -- Правда, Юрико охарактеризовал их, как  наиболее  приятных
людей из всех берлинских антикварщиков.
    -- Тем более записываем.
    --   Дальше   идет   Анатолий   Косых.   Приперся  со  своей
женой-красавицей, сексуальным чудовищем. Этому чудовищу, видите
ли,  страшно  остаться  одному,  если  супруга   ее   ненароком
укокошат.  Тот,  правда,  справедливо  возражал,  что со своими
физическими  данными  она  не  пропадет.  И  я  охотно  к  нему
присоединяюсь...  --  Я  посмотрел  на  Малышку  и замолчал. --
Вообще, этот Косых явно не тот, кого  мы  ищем.  Во-первых,  он
пьет, во-вторых, у него на уме только его жена. Ну а в третьих,
и  это  --  самое  главное,  когда он говорил, что в случае его
гибели она не пропадет, я видел,  что  он  и  впрямь  допускает
такую  возможность.  Причем,  именно в том контексте, о котором
идет речь.
    -- А, может быть, он просто хороший актер?
    -- Конечно, теоретически все возможно. Возможно даже  в  нем
пропадает  Де  Ниро  или  Аль  Пачино.  Но с учетом того уровня
допущений, с которым вынуждены в настоящий момент работать  мы,
это предположение отпадает. Иначе нам придется подозревать всех
подряд,  и  круг замкнется. Тогда уж лучше сидеть и ждать, пока
преступники   не   перехлопают   всех   антикварщиков,    кроме
последнего, и станет ясно, что это именно он и есть.
    --  Между  прочим,  хорошая  идея,  --  заметил  Тролль.  --
Единственный   ее   недостаток   заключается   в   том,    что,
придерживаясь   подобной   тактики,   мы   не   выполним  своих
обязательств по отношению к клиенту. Я предлагаю договориться о
следующем: в принципе, мы подозреваем, разумеется, всех.  Но  с
разной  степенью  вероятности. И отрабатываем версии с оглядкой
именно на этот коэффициент.
    Я   согласился.   Обсуждение   остальных   действующих   лиц
происходило   в   том   же  духе  и  закончилось  со  следующим
результатом: наибольший коюффициент -- у Отто Горовица.  Второе
и  третье  места  поделили  Гройпнер  с  Бреме. Далее с большим
отрывом  следовала  Барбара  Штилике,  как   человек,   недавно
переехавший  сюда  из  Парижа.  Потом  плотной  группой шли все
остальные. Причем, наряду с прочими в эту группу был включен  и
Юрико.
    --  А  что,  -- сказал Тролль. -- Ведь это не он обратился к
нам,  а  его  мамаша,  которая,  разумеется,  ни   о   чем   не
подозревает.  Когда  Юрико  стало  известно  о  ее поступке, то
поначалу он  рассвирепел,  а  потом  понял,  что  это  неплохая
возможность отвести от себя подозрение.
    Очень весело! Веселее не бывает!! Подозреваются все!!!
    --  И  как  теперь  мы  можем  использовать  эту стряпню? --
поинтересовался я.
    -- То есть? -- не понял Тролль. -- С завтрашнего же  дня  ты
начинаешь плотную слежку за Отто Горовицем.
    -- А если это не он?
    --  Если это не он, то через несколько дней переключишься на
Бреме с Гройпнером.
    -- Ну, эдак Джаичу точно каюк придет. Даже  если  сейчас  он
еще жив.
    -- К сожалению, больше мы ничего не можем сделать.
    Тут  я вспомнил, что уже восемь часов не ел, и отправился на
кухню, где без особого аппетита сжевал еще  один  кусок  пиццы.
Неожиданно мне так захотелось посидеть в "Блудном сыне", что на
глазах даже слезы выступили.
    Появилась Малышка.
    -- Ты очень плохо питаешься, -- буркнула она.
    --  Смешно заботиться о пищеварении, когда из тебя все время
норовят кишки выпустить.
    -- Мой бедный мальчик.
    -- Послушай, Малышка, давай договоримся: мулатки не в счет.
    -- Я никогда не была расистской.
    -- Я тоже. Но все-таки мулатки не в счет. О'кэй?
    С  этими  словами  я  пошел  в  чуланчик  и  улегся   спать,
предварительно положив "Макарова" под подушку.  


  Утром меня разбудил звонок Горбанюка.
    -- Третий готов, -- сообщил он.
    --  Отто  Горовиц? -- поинтересовался я, осененный внезапной
догадкой.
    -- Значит, тебе уже все известно?
    -- Нет, просто когда судьба начинает  испытывать  меня,  она
теряет всякое чувство меры.
    -- Машина в порядке?
    -- В порядке, в порядке...
    Я положил трубку. Все наши вчерашние рассуждения -- коту под
хвост!
    --  Основного  нашего  подозреваемого шлепнули, -- сообщил я
Троллю.
    --  Тем  лучше,  --  невозмутимо  отозвался  тот.   --   Они
сэкономили  нам  несколько  дней  работы.  Теперь  ты  сразу же
сможешь переключиться на Гройпнера и Бреме.
    Я извлек из-под подушки пистолет и потряс им в воздухе..
    --  Горовиц,  Гройпнер  --  все  это  химеры.   Вообще   еще
неизвестно,  выследил  ли кто-нибудь Джаича или он сам неудачно
попытался   кого-то    задержать.    Единственная    конкретная
информация,  которой  мы  располагаем,  это пистолет прапорщика
Никодимова. Этим и нужно заняться.
    Я погулял с Саймоном, затем с®ездил на "Сэксише"  штрассе  к
"голым  пистолетам".  С утра у них было прибрано. На полу -- ни
единой мятой банки. Но портативные компьютеры уже находились  в
состоянии  боевой  готовности.  Я вспомнил, как Лили чуть ли не
насильно пыталась заставить меня написать лучше любого из  них,
и  горько усмехнулся. Когда одного бывшего фронтовика спросили:
"Вы умеете писать тушью?", он отрицательно покачал головой:  "Я
умею писать кровью".
    "Голые  пистолеты"  в  принципе  одобрили мой план действий,
хотя одобрять или не одобрять не входило в их  компетенцию.  Их
делом было фиксировать происходящее, преломляя его через призму
собственного  сознания.  Я выпил у них две чашки черного кофе и
разжился  географическим  атласом  бывших   восточно-германских
земель.
    И все же прежде, чем ехать в Вюнсдорф, я попытался разыскать
Павлинову.  Где  она  жила  мне  не  было известно. Но у меня в
блокноте имелся адрес  магазина,  принадлежащего  Жопесу,  и  я
отправился туда.
    Лучше  бы  я этого не делал. Я-то надеялся, что в Павлиновой
заговорит  жалость  к  своему  бывшему  соратнику  или  что  ее
начальство  проявит живой и непосредственный интерес к повороту
событий. И что они активно  вмешаются,  борясь  за  его  жизнь.
Конечно,  то, что он рассказал мне о подлинной роли Павлиновой,
могло в какой-то степени дискредитировать его в  глазах  бывших
коллег.  Но  я  посчитал,  что  лучше  живой дискредитированный
капитан Болин, чем недискредитированный  мертвый.  Может  быть,
какая-либо  из пружин, на которые я рассчитывал, и сработала бы
в итоге, доведись мне поговорить непосредственно с  Павлиновой.
Но это как раз у меня и не получилось.
    Во-первых,  Жопес  не  сразу меня узнал. Пришлось минут пять
простоять, задрав к об®ективу видеокамеры голову (у  него  была
точно такая же система, как и у Юрико) и вести переговоры через
домофон. Наконец, замок щелкнул, и я попал внутрь.
    --  Ну,  как  продвигается расследование? -- поинтересовался
Жопес.
    Было видно, что он здорово напуган убийством Отто Горовица.
    -- Все идет по плану, -- успокоил я его.
    -- Игра пошла, как говорится, не на жизнь, а на смерть?
    -- Да уж... Г-м... Мне нужно срочно переговорить с  госпожой
Павлиновой. С глазу на глаз...
    Не  добавь  я  этого  "с  глазу  на  глаз",  может еще все и
обошлось бы. И не заревел бы он как буйвол. И не  покраснел  бы
как помидор.
    --  Ах,  вот  оно что!!! -- благим матом ревел он. -- Теперь
этому захотелось поговорить с ней с глазу на  глаз!  Что,  тому
понравилось?!  Тут  людей  убивают,  а  им  лишь бы... Типичные
советские менты! А если вместо "с глазу на глаз" просто в глаз?
Устраивает?
    -- Мне нужно поговорить с ней по делу, --  произнес  я,  тем
самым  внеся весомый вклад в повсеместное торжество глупости на
земле.
    -- Наедине?
    -- Да, наедине.
    -- Пошел вон отсюда, ментяра поганый! Она  здесь  вообще  ни
при  чем! Понял?! Обратитесь к жене Косых. Там вы получите куда
более конфиденциальную информацию.
    Сопровождаемый этим любопытным напутствием,  я  выскочил  из
дома.   Рядом   с  лавкой  Жопеса  находился  продовольственный
магазин, что оказалось весьма кстати. Я накупил там  печенья  и
"Фанты" в дорогу и отправился в Вюнсдорф.
    Поскольку  о Никодимове и Гунько мне ровным счетом ничего не
было  известно,  за  исключением  того,  что  по   званию   оба
прапорщики  и  что  их  часть находится в Вюнсдорфе, нужно было
разработать какой-либо приемлемый план действий.  Так  что  мне
было  чем заняться в пути. Однако голову ничего конструктивного
так и не посетило.
    По прибытии на место к тому же выяснилось,  что  попасть  на
территорию  жилого  городка  не  так  уж просто. Он был обнесен
довольно высоким забором, а на  каждой  из  проходных  дежурили
капэпэшники5,  дотошно  проверяя  у  входящих
документы. Неподалеку располагался вокзал. Я натолкнулся там на
буфет, где приобрел  бутылку  пятизвездочной  "Метаксы".  Потом
принялся  кружить  вдоль  запретной  территории,  ища  выход из
положения (или вход в расположение -- как угодно).
    Наконец-то мне повезло. С внешней стороны  забора  находился
небольшой    деревянный   магазинчик,   в   котором   торговали
радиоаппаратурой  и   фототехникой.   Я   заметил,   как   двое
подростков,  зайдя  с тыльной стороны магазинчика, не мудрствуя
лукаво, подпрыгнули, сделали выход силой  и  перемахнули  через
забор. Вскорости их примеру последовали трое мужчин.
    Я  еще  немного  поозирался, вышел на исходную позицию, взял
ручку портфеля в зубы и тоже сделал прыжок.  Не  могу  сказать,
чтобы  у  меня получилось так же ловко, как у остальных. Я даже
испачкал рубашку. Но на заветную территорию все же приземлился.
    Оглядевшись,  я  быстрым  шагом   направился   к   ближайшей
пешеходной  дорожке,  откуда выбрался уже на просторную улицу и
двинулся в сторону, противоположную КПП.
    Подтвердились самые худшие из моих опасений. Жилой городок в
Вюнсдорфе  представлял  собой  настоящий  город  с  магазинами,
кинотеатрами  и  даже общественным транспортом. Говорили здесь,
правда, по-русски, что было приятно. Но кого и каким образом  я
должен был здесь разыскать?
    Я  остановился  возле большого продовольственного магазина и
принялся надоедать прохожим.
    -- Где я могу найти прапорщика Никодимова?
    Наверное, я напоминал  нищего  на  паперти,  который  вместо
милостыни выпрашивает Б-г его знает что. Никто не хотел подать.
Все пожимали плечами и говорили, что понятия не имеют.
    Наконец  подвернулся  один  молодой  лейтенантик,  который с
интересом уставился на меня.
    -- Никодимов и Гунько? -- переспросил он.
    -- Какой Гунько? -- притворился я. -- Причем  здесь  Гунько?
Не знаю я ни о каком Гунько.
    --   Ну   да,   Никодимов   и  Гунько,  --  покачал  головой
лейтенантик. -- Так их давно уже здесь нет. Не повезло тебе.
    -- Как, давно?! -- ахнул я.
    И получилось  у  меня  достаточно  натурально.  С  перепугу,
наверное.
    --  Ну,  не  то,  чтобы  очень  давно,  но  уж  порядком, --
поправился лейтенантик. -- А что, тебе переночевать негде?
    --  Да  нет,  тут  другое  дело.  Мне  одну   вещицу   нужно
передать...  Его подруга просила... А, может, кто из его друзей
остался?
    -- Какая подруга? -- заинтересовался лейтенант. --  У  него,
вроде, жена была.
    --   То-то   и  оно.  Была  жена,  а  есть  еще  и  подруга.
Понимаешь?...
    Лейтенант усмехнулся.
    -- А какую вещь? -- поинтересовался он.
    --  Сам  не  знаю,  пакет  запечатан...   Говно,   наверное,
какое-нибудь... Но обязательно просила передать.
    Лейтенантик задумался, потом развел руками.
    --  Вряд  ли  кто-либо  из наших сейчас имеет с ним контакт.
Слинял он отсюда, понимаешь? Попробуй обратиться  к  прапорщику
Белецкому, но не думаю...
    -- А где его найти?
    Лейтенант  об®яснил на пальцах, поскольку улицы в городке не
имели названий. Существовали лишь номера домов.
    Я пошел в указанном направлении, и  меня  ни  на  минуту  не
покидало   ощущение  нереальности  происходящего.  Вокруг  были
русские  лица  и  русский  говор,   но   одежду   люди   носили
качественную, магазины ломились от товаров с ценами, доступными
практически  каждому,  а  на лицах у большинства играли улыбки.
Город-солнце! Ну, прямо-таки, сон наяву!
    Прапорщика Белецкого я застал  за  просмотром  видеокассеты.
Какие-то  бравые  ребята крошили друг другу черепа, а прапорщик
Белецкий, не отрываясь от экрана, жрал  картофельные  хлопья  и
запивал  их  пивом. В просмотре принимала участие и симпатичная
девочка  лет  одиннадцати,  которая  тоже  ела  хлопья,  только
запивала яблочным соком.
    --  Меня послала Нина, -- об®явил я, -- подружка Никодимова.
У меня для него гостинец.
    -- Что за Нина? -- Белецкий почесал затылок. Разговаривая со
мной, он пытался не потерять нить происходящего на экране.
    -- Переводчица из Берлина. Она сказала, что вы -- его лучший
друг, и дала мне ваш адрес.
    -- Ах, Нина! -- воскликнул Белецкий и замолчал. Было  видно,
что он усиленно роется в памяти. -- А что, собственно...
    Он вопросительно посмотрел на меня.
    -- Она просила передать ему одну вещь.
    Тут из телевизора послышались вопли и автоматная стрельба, и
Белецкий,   видимо,  отчаявшись  успешно  сочетать  разговор  с
просмотром видеокассеты, поспешно остановил  с  помощью  пульта
дистанционного управления магнитофон.
    -- Ну папа! -- тут же возмущенно воскликнула девочка.
    -- Пять минут перекур, -- отозвался тот.
    Девочка раздраженно поджала губы и уставилась в угол.
    -- Как я могу передать ему вещь, если... эта вота... понятия
не имею, где он сейчас находится?
    --  Жаль.  А  она  надеялась,  что  хоть  вы-то знаете. Я ее
дальний родственник. Она втрескалась в него по уши.
    -- В этого урода?
    -- Ну, не знаю. Сам я его никогда не видел...
    -- Да нет, внешне -- он ничего. А морально -- самый  чт