го самого, у которого любовница некая Мария Магдалина...
     - Дальше, дальше!
     -  Так  вот,  у  этой Марии из Магдалы был,  вернее, есть брат. Нет,  я
правильно сказал: был брат!.. То есть и то и другое: был брат и есть брат...
     - Что за галиматья!
     - Его звали... или его зовут Лазарь...
     - Дальше! Этого Лазаря все знают.
     - Четыре дня назад его похоронили.
     - Да, слух об этом дошел до Иерусалима.
     - Но  сегодня  Лазарь  прогуливается  с тросточкой  по Вифании,  словно
никогда и не умирал!
     - Странно. По какому же праву он перестал быть покойником?
     -  А вот по такому!  Иисус  пришел к пещере  и сказал  трупу:  "Лазарь,
встань!"
     - Вы это сами видели?
     -  Не  только  видели!  Мы  еще  помогали  этому строптивому  покойнику
освободиться от погребальных пелен...
     - Значит, он притворялся покойником, а теперь притворяется воскресшим.
     - Не считайте  нас  за  идиотов.  Мы ясно чувствовали трупный запах. Он
вонял в точности, как перележавшая дичь, - ошибиться невозможно!
     - Должно быть, не очень-то приятно для его близких.
     - О, но это пройдет!
     - Ну, а что вы сами думаете о таком чуде?
     - То, что это поистине чудо из чудес.
     - Дело плохо, черт побери!
     Фарисеи    были   в   тяжком   затруднении.    Они   сообщили   новость
первосвященникам.
     Тогда фарисеи и первосвященники собрали совет у некоего Каиафы, который
был старшим первосвященником на тот год.
     - Ситуация весьма щекотливая, - сказал один  из них. - Если мы позволим
этому человеку  и дальше  творить  свои чудеса,  весь народ увяжется за ним.
Римляне  подумают, что  готовится  восстание, снова пойдут на нас  войной, и
тогда от Иерусалима ничего не останется.
     - Вы ни  черта не смыслите! - возразил Каиафа.  -  Если мы сами  примем
меры, римляне оставят нас в покое.
     - Какие же меры?
     - Надо от этого Иисуса отделаться. Не лучше ли, чтобы один человек умер
за людей, нежели чтобы весь народ погиб?
     Фарисеи  и  первосвященники   одобрили   это  предложение   подавляющим
большинством голосов. С  этого  дня, как  говорит  евангелист, они только  и
делали,  что старались прикончить Иисуса во  исполнение принятого решения. А
посему Иисус, час которого приближался, однако  еще не  пробил, уже не ходил
явно между  иудеями,  а  пошел  в страну близ  пустыни, в паршивый городишко
Ефраим, и там оставался с учениками  своими  (Иоанн,  глава 11, стихи 1-56).
Еще  несколько слов,  чтобы  покончить с  ошеломляющей историей  воскрешения
Лазаря.
     Об этом чуде повествует лишь один евангелист из четырех - святой Иоанн.
Любопытно, не правда  ли? Ведь чудо  первосортное, и остальные  евангелисты,
право же, не упустили бы случая о нем хотя бы упомянуть! Однако Лука, Марк и
Матфей хранят  гробовое молчание, словно никогда  и  слыхом не  слыхивали  о
таком событии, как воскрешение брата Марии и Марфы.
     С другой стороны,  по словам  Иоанна,  иудеи меньше всего  ожидали, что
Лазарь  воскреснет. Они  только говорили:  "Не  мог ли  сей,  отверзший  очи
слепому,  сделать, чтобы  и этот не умер?" (Иоанн, глава 11, стих 37). Иначе
говоря, если верить Иоанну,  иудеи даже не подозревали  о способности Христа
оживлять мертвецов.
     Но в  таком случае они просто не знали ни о  чуде, совершенном в  Наиме
над сыном вдовицы, ни  о чуде в  Капернауме с дочерью Иаира! Но как же  так?
Ведь Мария Магдалина именно потому  и познакомилась  в доме фарисея Симона в
Наиме с Иисусом, что тот воскресил сына  вдовицы! Чего же она так скорбела о
смерти брата? Разве она не была уверена  заранее, что Иисус сумеет повторить
в  Вифании то, что  он уже совершил в Наиме и Капернауме? Забавно, не правда
ли?  Если Лука, Марк  и Матфей ни единым  словом не  упоминают о воскрешении
Лазаря,  то   сам  Иоанн,  видимо,   понятия  не   имел  о  двух  предыдущих
воскрешениях. Во всяком случае, в его евангелии на них нет даже намека.
     Перед  тем  как  садиться строчить  свои легенды,  сочинителям  четырех
евангелий не мешало бы прежде договориться между собой!

     Глава 52.
        НОВОЕ СЛОВОИЗВЕРЖЕНИЕ.
     Приступила к нему женщина с  алавастровым  сосудом мира драгоценного, и
возливала ему возлежащему на голову.
     Увидев это, ученики  его вознегодовали  и говорили; к чему такая трата?
Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим.
     Но Иисус, уразумев сие, сказал им:  что смущаете  женщину?  она  доброе
дело сделала для меня.
     Ибо нищих всегда имеете с собою, а меня не всегда имеете.
     Возлив миро сие на тело мое, она приготовила меня к погребению.
     Матфей, глава. 26, стихи 7-12.
     Стыдясь  за своих  соотечественников,  которым  даже самые  расчудесные
чудеса не  смогли открыть глаза на его божественную сущность, Иисус  не стал
долго задерживаться в Вифании. К тому  же он вовремя  сообразил, что ни один
город больше не может служить ему безопасным убежищем, и отныне старался
     почаще менять свое местожительство.
     Проходя  то ли через Самарию,  то  ли  через Галилею, он разом  исцелил
десять прокаженных жителей  маленькой деревушки.  Однако из десяти лишь один
догадался  поблагодарить   великого   врачевателя,  и  этот  один   оказался
самарянином.
     По этому поводу Иисус сказал своим апостолам:
     - Видали? Помните, что я вам говорил однажды? Самаряне - самые
     примерные люди во всей Иудее. Когда самарянин проходит и видит
     несчастного, обобранного  ворами,  он  печется  о  нем  и  ведет его  в
харчевню...
     Поглядите-ка на этого самарянина!  У  него была проказа, он исцелился и
поблагодарил  меня  за это,  в то время  как остальные девять прокаженных...
Кстати: не десять ли очистились? Где же еще девять? Как, они не возвратились
воздать  славу богу?  Поди-ка, взгляни, Иоанн,  может, они вернутся!  (Лука,
глава. 17, стихи 11-19).
     Тогда очутившиеся поблизости фарисеи спросили его:
     -  Вы повсюду  возвещаете царство  божье.  Не будете ли вы  столь добры
об®яснить, где  оно,  это  царство,  или,  вернее,  скоро  ли оно придет? Он
ответил:
     - Царство божье придет неприметным образом.  И никто не сможет сказать:
"Вот  оно, здесь"  или: "Вот  оно,  там". И никто его  не увидит. Скажу даже
больше: уже сейчас царство божье внутри вас.
     Тамошние  фарисеи  были  куда  благодушнее иудейских. Вместо того чтобы
забросать болтуна каменьями, как это непременно сделали бы в Иерусалиме, они
только пожали плечами и удалились, не  желая больше слышать подобной чепухи.
Иисус остался  со своими учениками, которым и  пришлось дослушать его весьма
нудные разглагольствования до конца.
     Речь  сына голубя так восхитительно  бессмысленна, что  я прошу у  моих
читателей  разрешения  привести  ее  дословно, не  меняя ни  одной  запятой:
"Придут  дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней сына человеческого, и
не увидите.
     И  скажут  вам:  "вот, здесь",  или:  "вот,  там",  -  не ходите  и  не
гоняйтесь.
     Ибо,  как молния,  сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого
края неба, так будет сын человеческий в день свой.
     Но прежде надлежит ему много пострадать и быть отвержену родом сим.
     И как  было во  дни  Ноя, так будет  и во дни сына  человеческого: ели,
пили, женились,  выходили замуж,  до  того  дня, как  вошел Ной в ковчег,  и
пришел потоп, и погубил всех.
     Так же как было и во дни Лота: ели,  пили, покупали, продавали, садили,
строили;  но в день,  в  который Лот вышел  из Содома, пролился с неба дождь
огненный и серный, и истребил всех.
     Так будет и в  тот день, когда сын человеческий явится. В тот день, кто
будет на кровле, а вещи его в доме, тот
     не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся
     назад.
     Вспоминайте жену Лотову.
     Кто станет сберегать душу свою, тот погубит  ее; а кто  погубит ее, тот
оживит ее.
     Сказываю вам: в ту ночь  будут двое на одной постели: один возьмется, а
другой оставится.
     Две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится. Двое будут
на поле: один возьмется, а другой оставится.
     На  это  сказали  ему: где,  господи? Он  же  сказал им: где труп,  там
соберутся орлы" (Лука, глава. 17, стихи 22-37).
     Малость  передохнем.  И такую  галиматью священники  приписывают своему
богу!  И говорят  при  этом,  что  иудеи обрекли на муки сего  сына  голубя,
которого они  называли сыном человеческим! Разумеется, за подобный бред  его
надо было бы скорее обречь на холодный душ.
     А вот еще из той же бездонной бочки:
     "В одном городе был судья, который бога не боялся, и людей не стыдился.
     В том же  городе была одна вдова;  и  она,  приходя  к нему,  говорила:
"защити меня от соперника моего".
     Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе:
     хотя я и  бога не боюсь  и  людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает
мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне".
     И  сказал  господь:  слышите, что говорит судья неправедный?  Бог ли не
защитит избранных своих, вопиющих к нему день и ночь, хотя и медлит защищать
их?
     Сказываю вам, что  подаст им защиту вскоре. Но сын человеческий, придя,
найдет ли веру на земле?" (Лука, глава. 18, стихи 2-8).
     А вот  на  другой мотив: "Два  человека вошли  в храм  помолиться: один
фарисей,  а другой мытарь. Фарисей,  став,  молился сам  в  себе так: "Боже!
благодарю  тебя, что  я  не  таков,  как прочие  люди, грабители,  обидчики,
прелюбодеи, или как этот мытарь. Пощусь два раза в неделю; даю десятую часть
из всего, что приобретаю". Мытарь же, стоя вдали, не  смел даже поднять глаз
на небо;  но, ударяя себя  в  грудь, говорил: "Боже!  Будь  милостив ко мне,
грешнику!"
     Сказываю  вам,  что  сей пошел  оправданным в  дом свой  более,  нежели
тот..."  (Лука,  глава.  18, стихи  10-14).  А вот  еще,  для  разнообразия:
"Приносили к нему (Иисусу) и младенцев, чтобы  он прикоснулся к ним; ученики
же, видя то,  возбраняли им.  Но Иисус, подозвав  их,  сказал: пустите детей
приходить ко  мне и  не  возбраняйте им;  ибо таковых есть  царствие  божие"
(Лука, глава. 18, стихи 15-16).
     Это было, конечно, весьма трогательно.
     Но тут как раз проходил мимо некий молодой и вполне порядочный человек.
И вот он обратился к оратору, другу
     детей:
     - Учитель благий! Ты раздаешь людям блага вечной
     жизни на каких-то определенных условиях. Что же это за
     условия?
     - Прежде всего, - ответил ему Иисус, - почему ты называешь меня благим,
то бишь добрым? Я вовсе не добрый. Добрый один только бог.
     - Предположим, что я тебя так не называл...
     - Ну, ладно. Ты исполняешь заповеди Моисея?
     -  Разумеется. Я никого не убил, ни с кем не прелюбодействовал, никогда
не крал, не лжесвидетельствовал, почитал отца своего и мать свою.
     - Этого мало. Если хочешь жить вечно, продай все,  что имеешь, а деньги
раздай нищим. После этого приходи ко  мне  и следуй за мной  повсюду, куда я
пойду.
     Молодой человек поморщился: он был очень богат.
     Тогда Иисус обратился к своим ученикам:
     - Все они одинаковы, все держатся за свои сокровища. Если бы они только
знали,  сколь трудно состоятельным людям проникнуть  в царство божье! Как вы
думаете, может верблюд пролезть сквозь игольное ушко?
     - Да ни  за что! Сколько бы он ни  старался, у него все равно ничего не
выйдет.
     -  Хорошо сказано.  Так  вот  знайте:  легче верблюду  пролезть  сквозь
игольное ушко, чем богачу попасть на небо.
     - В таком случае, - заметил кто-то,  - вход в царство божье не очень-то
благоустроен.
     - Бог  впустит  на небо,  кого захочет, - ответил  Иисус. - Невозможное
человекам возможно богу.
     - Мне-то беспокоиться нечего, - заметил Петр. - Было у  меня ремесло, я
его бросил и теперь совсем не работаю, и денег у меня ни гроша. Значит, я на
царство небесное имею все права.
     Иисус ему в ответ:
     - Между нами говоря, Петр, пожертвовал ты не очень-то  многим, но и это
тебе зачтется.  Истинно  говорю вам:  кто  оставит ради  меня дом  свой, или
родителей,  или  братьев, или сестер, или  жену, или  детей,  получит взамен
немало выгод и сейчас, и в век будущей жизни вечной.
     Внезапно  его  осенила мысль. Отозвав в  сторону своих учеников,  Иисус
сказал:
     -  Я здесь наговорился  вдоволь.  Теперь  мы  вернемся  в  Иерусалим. Я
прекрасно знаю,  что  меня  там ждет, но мой час  пробил. Сына человеческого
предадут в  руки добрым людям,  которые на самом деле вовсе не так уж добры;
они насмеются  над ним,  будут  его бичевать и плевать  ему в  лицо, а потом
убьют, но это ему все равно, потому что через три дня он воскреснет.
     И вот они снова двинулись к Иерусалиму.
     По дороге, близ Иерихона,  Иисус, дабы  не терять практики, исцелил еще
одного слепого (Лука, глава. 18, стихи 15-43).
     Кроме этого, он рассказал своим ученикам анекдот о хозяине-земледельце,
который нанял работников на свой виноградник  и  платил одинаково и тем, кто
трудился  в поте  лица  с рассвета, и тем,  кто  бездельничал до  пяти часов
пополудни (Матфей, глава. 20, стихи 1-16).
     В это время Саломея, мать великовозрастного Иакова и маленького Иоанна,
обратилась  к  Иисусу,  умоляя  предоставить  обоим  ее сыновьям  тепленькое
местечко в том самом царстве, которое он возвещал.
     - Я буду  счастливейшей из матерей, - сказала добрая женщина, - если ты
посадишь одного моего сына справа от себя, а другого - слева.
     - Ты сама не знаешь, что просишь! - возразил Иисус и  преподал мамаше и
обоим сынкам  маленький  урок,  дабы избавить  их  от  чрезмерного тщеславия
(Матфей, глава. 20, стихи 20-28).
     Как  говорит далее евангелие, он заночевал в Иерихоне,  в доме  некоего
Закхея,  человека весьма  дурных нравов,  чем и вызвал всеобщее  возмущение.
Однако нас,  проследивших  шаг  за шагом  весь  путь  Иисуса, этот  поступок
нисколько не удивляет.
     Здесь была рассказана заслуживающая внимания  притча о  минах, монетах,
равных по стоимости фунту серебра.
     Некий  человек высокого рода хотел  завладеть царством в одной  стране,
расположенной  от  его  дома  на  порядочном  расстоянии.  Предприятие  было
довольно  рискованное, тем  не  менее он отправился  в путь,  но  перед этим
призвал десять своих рабов и сказал им:
     -  Вот вам по  мине  каждому.  Пока  я  буду стараться прибрать к рукам
приглянувшееся мне царство, пустите эти деньги в оборот. Чем больше будет от
них дохода, тем лучше, Когда вернусь, отчитаетесь.
     Человеку этому повезло, и он завоевал столь желанное царство.  Тогда он
призвал своих десять  рабов  и начал расспрашивать, сколько  каждый  из  них
заработал.
     Пришел первый раб и сказал:
     - Господин, твоя мина принесла десять мин.
     - Прекрасно, мой друг! - воскликнул  новоявленный  царь. - В награду за
верность  назначаю  тебя  правителем  десяти городов моего  царства.  Второй
сказал:
     -  Я был не  столь удачлив, как мой  коллега, поэтому твоя  мина у меня
принесла всего пять мин.
     - Ничего, мой  мальчик, ты ведь старался, а это главное. Я тебе отдаю в
управление пять городов. Пришел третий раб.
     -  Господин,  - начал он,  -  коммерческих способностей у меня  нет,  а
потому  я опасался,  что  прогорю.  И вот я сказал  себе: "Если  я  не смогу
вернуть господину его  серебро, он  с меня  шкуру спустит!  Так лучше,  черт
побери, я сохраню  хотя бы то,  что имею".  И  я  завязал ваш фунт серебра в
носовой платок. Вот оно!
     - Ах  ты  рыло!  - возопил раз®яренный  монарх.  - Дрянь ты, а  не раб.
Неужели ты  не мог положить мои  деньги в банк, по  крайней  мере натекли бы
проценты!
     И добавил, обращаясь к окружающим:
     - Возьмите у него эту мину и отдайте тому, кто смог заработать десять.
     Но  тут ему кто-то заметил, что этот дрянной раб на самом деле не такой
уж простак и что его мина тоже принесла ему десятерную прибыль. После  этого
царь приказал лукавого раба удушить.
     Заключение  притчи  поражает  своей  крайней жестокостью,  хотя мы  уже
знаем, что Иисус иногда сбрасывал маску кротости.
     - Сказываю вам, -  обратился он к ученикам, - что всякому имеющему дано
будет и богатых  я сделаю еще богаче. А у всякого неимеющего отнимется и то,
что имеет. Врагов же моих, тех, которые не  хотели, чтобы  я царствовал  над
ними, приведите  сюда,  приказываю! И пусть их прирежут у  меня  на  глазах!
(Цитата почти буквальная. Лука, глава. 19, стихи 11-27.).
     Заметим попутно, что  эта притча полностью противоречит тому, что Иисус
лишь  недавно  говорил  относительно  презрения  к  богатству.  Кроме  того,
напомним, что вся  его ярость против тех, кто не хотел признавать его царем,
не имела никаких последствий: ни один апостол не сдвинулся с места, и никого
они не прирезали.
     Отсюда  Иисус  прямым ходом  направился  в Вифанию,  где его  поджидали
Магдалина и Марфа. Он отобедал у прокаженного  по  имени Симон. За  десертом
Магдалина   разбила   о  его  голову   алебастровый   кувшин  с  освежающими
благовониями, несомненно для  того, чтобы он успокоился. Евангелие сообщает,
что  в  кувшине было  духов  самое малое на триста франков.  Иуда  Искариот,
счетовод  и кассир всей  братии,  долго оплакивал  потерю  этих  драгоценных
благовоний. Если бы их реализовать,  можно было  бы раздать городским  нищим
целых триста динариев. Во всяком случае, таково было его мнение.
     Однако  Иисус, весьма  польщенный  любезным  вниманием своей фаворитки,
решил,  что его  голова  стоит  благовоний на триста динариев, и живо осадил
Иуду Искариота, вздумавшего  делать неуместные  замечания  и  огорчать Марию
Магдалину (Матфей, глава. 26, стихи 6-13;  Марк, глава. 14, ст. 3-9;  Иоанн,
глава. 12, ст. 1-11). Можно предполагать, что ночью Иисус засвидетельствовал
Магдалине свою признательность и полное удовлетворение не только на словах.

     Часть четвертая.
     Прескверная неделя.
     Глава 53.
        ДЕШЕВЫЙ ТРИУМФ.
     И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской,
тогда Иисус  послал  двух  учеников,  сказав им: пойдите  в селение, которое
прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею;
отвязав, приведите ко мне. И если  кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что
они надобны господу; и тотчас пошлет их.
     Матфей, глава. 21, ст. 1 -3.
     И вот  пришло то время,  когда  бога  невинного должны  были принести в
жертву богу справедливому, дабы умилостивить бога  грозного. Стрелки  часов,
отмечавших ход жизни Христа, приблизились к тому часу, когда им суждено было
остановиться.  За четыре  тысячелетия до этого Адам и Ева,  два индивидуума,
состряпанные  один  из  грязи,  другой из отбивной  на  ребрышке,  совершили
ужасное преступление, отведав по кусочку яблока. Это преступление тяготело с
тех пор  над  всем человечеством. Да и кто, в  самом деле, мог его искупить?
Человечество? Увы, нет. Только тот, кто к оному не принадлежал,  то есть сам
бог,  бог-судья,  бог,  вынесший  приговор.  Сначала  бог  выступал  в  роли
обвинителя, теперь же  ему  предстояло стать одновременно палачом и жертвой,
ибо Иисус и Саваоф  в компании с голубем должны  по идее  представлять собой
одно и то же лицо.
     Было бы куда проще, если бы Иисус не влезал в человеческую шкуру и если
бы  этот  Саваоф-Христос-голубь  взял  бы  да  и  простил  единогласно столь
страшное преступление - яблоко, с®еденное в земном раю!
     Тем  самым  Иисус  был  бы  избавлен  от необходимости  пережить весьма
неприятную неделю, неделю  страстей господних, о которой  господа священники
разглагольствуют с неистощимым  красноречием, пытаясь нас растрогать. Говоря
начистоту,  эти милые рассказы о весьма сомнительных страданиях не  вызывают
во мне ни малейшего сочувствия.
     Ах,  если  бы  все  это  было  правдой,  если  бы  Иисус  действительно
существовал, если бы даже просто какой-нибудь  свихнувшийся шарлатан