Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
- то есть понятия чистоты и нечистоты относятся
здесь только к народу Израиля.
Принимая все это во внимание, фраза "кашерность -- чистота" вполне
допустима как утверждение некоего установленного факта. Существует общий
запрет на употребление в пищу падали, которая согласно принятому
определению, есть мясо животных, умерших от старости или болезни, убитых
хищными зверьми и птицами или погибших насильственной смертью какого-либо
иного рода. Даже в наши дни некашерность такого мяса имеет несомненное
диетическое значение. В менее цивилизованные эпохи, чем наша, и в менее
цивилизованных обществах; чем современный западный мир, запрет на
употребление в пищу падали действительно делал -- и делает -- пищу евреев
более чистой с санитарно-гигиенической точки зрения. Этот закон породил
слово, которое евреи распространили на всякую "непригодную" пищу, -- слово
"трефное" (что буквально означает "оторванное").
В Торе перечислены четыре основных правила приготовления пищи.
Комментаторы Танаха нередко об®ясняли их с чисто рациональной точки зрения,
считая, что они соответствуют требованиям гуманности и санитарии. Не
совершая никакого насилия над логикой, можно признать, что эти правила
преследуют как ту, так и другую цель. По крайней мере нарушение любого из
четырех правил кашерного приготовления пищи делает пищу трефной и,
следовательно, непригодной для употребления по еврейскому закону.
Первое правило -- единственное в Танахе диетическое установление,
распространяющееся не на одних лишь евреев, а на все человечество, -- явно
имеет в своей основе соображения гуманности. Оно запрещает есть плоть,
отрезанную от живого существа, -- "члены живого". Читатель, который, небось,
с отвращением представляет себе подобную трапезу и думает, что такое едва ли
где-нибудь возможно, незнаком, видимо, со способами убоя и употребления в
пищу животных, которые сохранились и до сих пор у некоторых народов,
оставшихся на почти первобытной стадии развития, -- а иной раз и у народов,
которых вовсе не считают первобытными.
Второе правило заключается в том, что евреям запрещено пить кровь -- на
том основании, что "душа всякого тела есть кровь его". Кровь довольно часто
используется у разных народов для приготовления деликатесов -- особенно
соусов. Еврейский закон не только запрещает это, но даже мясо предписывает
есть только тогда, когда из него вытекла вся кровь. Весьма широко
распространено мнение, что из-за этого еврей не имеет возможности с®есть
хороший бифштекс. Я могу заверить своих читателей в противном: у нас дома,
например, мы часто приготовляем в гриле отличные, сочные, среднепрожаренные
бифштексы -- иной раз к вящему изумлению наших гостей-евреев. После
истечения крови в тканях мяса остается достаточно жидкости, чтобы оно
превратилось в отличный бифштекс. Однако в Европе еврейские хозяйки
действительно дожаривали бифштекс до того, что он становился
серо-коричневым. И такой способ приготовления бифштексов перекочевал вместе
с ними в Америку. Так называемый "еврейский бифштекс" -- это бифштекс,
дожаренный "до победного конца" (по стандартам американской кухни); однако
это не значит, что евреи обязаны есть только такие бифштексы. Фермеры Запада
часто приготовляют бифштексы "по-еврейски", прожаривая их насквозь. Это
только дело вкуса.
Третье правило касается очень странного запрещения, повторенного в Торе
трижды в одних и тех же словах: "Не вари козленка в молоке матери его!"
Троекратное повторение этого правила внушило Маймониду мысль, что во времена
Моисея обычай варить козленка в молоке его матери был весьма
распространенным у идолопоклонников. Так это или не так, но коль скоро в
Танахе соблюдению этого запрета явно придается столь важное значение, то уже
с давних пор евреи полностью отделили друг от друга потребление мясных и
молочных продуктов. Растительную или морскую пищу можно есть как вместе с
мясными блюдами, так и вместе с молочными. В строго кашерных домах
существует особая посуда для мясных и молочных продуктов. В израильской
армии и на израильском флоте это разделение стало нормой.
Четвертое правило запрещает употреблять в пищу околопочечный жир,
образующийся под диафрагмой, -- "сальник, который на печени". Правила
отделения этого жира от обычного, с®едобного, очень сложны, и поэтому
мясник, занимающийся приготовлением кашерного мяса, должен быть весьма
знающим и искушенным в своем деле специалистом. Жир, запрещенный к
употреблению в пищу, -- это тот самый жир, который, согласно Книге Левит,
можно сжигать на жертвеннике вместе со всесожжением.
Включенный в Книгу Бытия рассказ о поединке Яакова с таинственным
незнакомцем послужил причиной для еще одного пищевого запрета -- запрета на
седалищный нерв бедра. Во время вышеупомянутого поединка незнакомец
"повредил сустав бедра у Яакова", и Яаков ушел с поединка хромая. Этот
рассказ обладает всеми свойствами мистического видения. Поединок с
таинственным незнакомцем происходит накануне встречи Яакова с его братом
Исавом после двадцатилетней разлуки; поединок продолжается всю ночь до зари;
незнакомец одобряет стойкость Яакова в поединке и дает ему имя Израиль. "Ибо
ты боролся с ангелом и с людьми и превозмог", -- говорит он. "Посему, --
заканчивается рассказ, -- сыны Израилевы и доныне не едят сухой жилы,
которая в суставе бедра, потому что тронул тот в суставе бедра Яакова жилу
сухую".
На первый взгляд, не такой уж это стеснительный запрет, можно и не есть
этого сухожилия! Однако в наши дни этот запрет стал для евреев причиной
многих неудобств. Полное удаление седалищного нерва из задней части туши
требует от мясника большого искусства, -- это трудное и кропотливое дело.
Проще --и гораздо дешевле-- продать всю заднюю часть туши, предназначенной
для кашерной пищи, мяснику-нееврею, приготовляющему некашерное мясо. И
поэтому евреям, скрупулезно соблюдающим Закон, приходится отказываться от
отличных кусков мяса. Это положение, впрочем, можно исправить, и оно
наверняка будет исправлено, если на кашерное мясо возрастет спрос.
Убой скота
Запрет на употребление в пищу крови и живой плоти предопределил
выработку жестких -- и действительно священных -- правил убоя скота. Есть
лишь один разрешенный способ отнятия жизни у животного: быстрое, почти
мгновенное перерезание сонной артерии на шее. Из артерии вырывается струя
крови, сразу же прекращается питание мозга -- и животное мгновенно теряет
сознание. Дальнейшие подергивания животного -- это чисто мышечные рефлексы,
которых само животное уже не осознает, как человек, находящийся в состоянии
комы. Так по крайней мере утверждают физиологи. После того как участились
нападки на принятый у евреев способ убоя скота, были проведены научные
исследования, которые показали, что из всех способов, какими человек может
убить животное, этот способ представляется наиболее милосердным.
Наш Закон признает максимально безболезненный метод убоя скота
непререкаемым правилом. Если хотя бы одно условие такого убоя нарушено, то
мясо уже считается трефным, и нам запрещено его есть. Смертельное рассечение
сонной артерии животного должно быть резким и мгновенным. Нельзя делать ни
одного пилящего движения, не говоря уже о повторной попытке или каких-либо
других движениях, которые могут причинить животному боль. Лезвие ножа должно
быть ровным и острым, как бритва; малейшая зазубрина на ноже делает мясо
трефным. В момент умерщвления животное должно находиться в неподвижности,
чтобы нож попал точно в положенное место на шее. Этой работой занимаются
опытные резники, которые подвергаются строгим квалификационным испытаниям,
прежде чем они допускаются к своему делу, требующему недюжинного мастерства.
За каждым движением экзаменующегося наблюдают столь же опытные инспекторы.
Профессии резника и инспектора (первого на иврите называют шохет, второго --
машгиах) существуют издревле. Часто они передаются по наследству детям,
разумеется, после соответствующей подготовки.
Когда животное умерщвлено, машгиах обследует его тушу, чтобы
установить, есть ли признаки болезни, по которым мясо считается некашерным.
Эта процедура имеет безусловное санитарно-гигиеническое значение;
важноотметить, что она существовала еще в глубокой древности:
наши предки надолго опередили в этом вопросе свое время. Благодаря
такой придирчивой скрупулезности в убое скота евреи в течение многих
поколений поразительно мало страдали желудочно-кишечными заболеваниями.
После того как мясо переходит от мясника к потребителю, оно подвергается
дальнейшей обработке -- из него выпускают остатки крови. Когда-то это была
привилегия хозяйки дома, и матери передавали свой опыт дочерям. Однако в
наши дни при массовой продаже кашерной пищи окончательная процедура выпуска
крови производится еще до того, как мясо попадает в магазин, и оно продается
уже полностью готовым к употреблению. Производитель берет на себя и
ответственность за то, чтобы мясо абсолютно соответствовало раввинским
стандартам и было проверено на все сомнительные симптомы.
Степени соблюдения правил кашерности
Когда-то все это было не так. Хозяйка дома сама производила
окончательный осмотр мяса и особенно птицы. Если она покупала курицу, эту
курицу убивали у нее на глазах; затем хозяйка приносила курицу домой,
общипывала ее и тщательно осматривала, чтобы обнаружить, нет ли признаков
болезни -- признаков, известных ей с детства. В сомнительных случаях она
обращалась за консультацией к своему раввину. У моего деда, который двадцать
три года был раввином в Бронксе, предобеденные часы в пятницу были, помню,
самыми занятыми в неделю. С утра к нему тянулся нескончаемый поток
домохозяек;
у каждой из них была своя шеила (вопрос на религиозную тему) насчет
кашерности только что умерщвленной птицы. Если в это утро дед садился со
мной заниматься, наши занятия не очень-то продвигались.
Сейчас ответы на шеилот по поводу шабатных кур не занимают у раввинов
много времени;
гораздо больше времени раввину приходится уделять таким проблемам, как
собирание разнообразных фондов, подготовка и произнесение увлекательных
речей и проповедей, сочинение пропагандистских брошюр и так далее, и тому
подобное. Новые времена -- новые задачи. Люди старого закала косо глядят на
все эти перемены и ехидно намекают, что нынешние раввины, дескать, --
изрядные невежды. На самом деле студенты в ортодоксальных иешивах и сейчас,
как прежде, трудятся в поте лица, получая обширные знания, и среди прочего
сдают очень строгий экзамен по "приемке" кашерного мяса. Однако девятнадцати
студентам из двадцати очень редко приходится применять полученные знания на
практике. Да и где им их применять? Разве что они пойдут работать в фирму по
изготовлению кашерных пищевых продуктов. Основная задача современного
раввина заключается в том, чтобы наставлять свою общину в применении законов
иудаизма -- притом наставлять не какую-то узкую элиту, а всех ее членов,
зачастую сбитых с толку и совершенно дезориентированных окружающей их
жизнью. Я, со своей стороны, хотел бы, чтобы молодые раввины произносили
речи, писали брошюры и собирали фонды гораздо лучше, чем они это делают, ибо
в наши дни такого рода деятельность является их важнейшей обязанностью.
Поэтому я пошел преподавать в университетскую иешиву и пытаюсь передать
студентам мои скромные познания в области английского словоупотребления.
Помню, как-то мой дед спросил меня: "Для чего нужно учить их английскому
языку? Они же урожденные американцы, они знают английский". Это замечание
хорошо показывает, как далеко ушло (к добру ли, к худу ли -- другой вопрос)
молодое поколение от старого.
В прежние времена в Европе б-гобоязненный человек либо сам для себя
производил убой скота и приготовлял кашерное мясо, либо пристально наблюдал
за работой шохета, с которым жил в одном местечке и о благочестии, опыте и
мастерстве которого знал лично. В наши дни мы, живущие в Соединенных Штатах,
полагаемся на гарантии именитых раввинов, удостоверяющих своими печатями,
что животное, из которого изготовлено предлагаемое нам в пищу мясо, было
умерщвлено, проинспектировано и обработано подобающим образом. Есть,
впрочем, и такие благочестивые люди, которые не полагаются на раввинские
гарантии. Контроль, осуществляемый над приготовлением кашерного мяса при его
массовом промышленном производстве, кажется им слишком слабым и ненадежным,
и они приходят в ужас при мысли о том, что существует хотя бы малейший риск
с®есть кусочек неправильно обработанного мяса (не говоря уже о мясе
запрещенных к употреблению животных). Мой дед за все двадцать три года,
которые он прожил в Соединенных Штатах, не с®ел ни грамма мяса. В шабат он
ел курицу, умерщвленную и обработанную под его наблюдением, а в остальные
дни питался растительной пищей. Он не требовал, впрочем, чтобы остальные
члены семьи следовали его примеру. Он спокойно обедал в доме моей матери и в
моем, только не прикасался к мясу. Однако даже этот фанатик кашрута был
вынужден в какой-то мере все-таки полагаться на печати и гарантии. На
бутылках с молоком и пачках масла, появлявшихся на столе у моего деда,
стояли штампы раввинского пищевого надзора. Но мой дед, безусловно, лично не
присутствовал при том, как доят коров и сбивают сливки, ибо это было вне
пределов его возможностей.
Мой дед был настолько общительным и веселым человеком, что нам и в
голову не приходило даже в мыслях назвать его аскетом, -- а ведь он был
аскетом и аскетом весьма суровым. Мало есть на свете людей, которые были бы
способны в течение половины своей взрослой жизни отказываться от говядины и
телятины по чисто ритуальным соображениям, как это делал мой дед. Наиболее
благочестивые люди в наши дни едят мясо, помеченное словами "глаг кошер", --
то есть получившее особые гарантии. Некоторые хасиды едят только
консервированное мясо, снабженное печатью главного хасидского раввина. Когда
таким хасидам случается ездить в другие города и страны, они берут с собой
столько своих консервов, сколько по их расчетам необходимо до конца
путешествия. Если же расчет оказывается неверен и запасы исчерпываются
раньше времени, то они переходят на растительную пищу и не прикасаются к
мясу до тех пор, пока не возвращаются домой. Они никогда не едят в
общественных столовых, ресторанах и кафе. Таким образом, как мы видим,
степень соблюдения правил кашерности может быть весьма различной и доходить
до крайней высоты или, если хотите, левизны, достигая таких пределов
строгости, педантизма или самоотречения, которые одним людям представляются
каким-то нелепым чудачеством, а другим -- всего-навсего минимальным
соблюдением Закона.
При всех этих колебаниях в соблюдении правил кашерности самое важное,
по-моему, заключается в том, чтобы избежать шовинистического искушения
считать свои собственные привычки единственно правильными с точки зрения
ортодоксального иудаизма и клеймить всякое уклонение от них в сторону
большей строгости как фанатизм, а в сторону меньшей строгости -- как нечто
равноценное употреблению в пищу свинины. А в такое искушение впасть очень
нетрудно ибо в наше время более не существует прежней стабильности и
одинаковости в соблюдении законов о питании. Люди, которые едят свинину или
креветок, или мясо скота, убитого с помощью электричества, совершенно явно
не соблюдают законов Моисея. Те люди, которые никогда не едят и не пьют в
ресторанах, безусловно, меньше рискуют случайно нарушить Закон, чем те,
которые в рестораны ходят. Из-за нужд и запросов повседневной жизни строгое
соблюдение запретов -- дело весьма трудное и хлопотливое. Люди, соблюдающие
запреты, следуют своей совести, полагаясь на гарантии раввинов, которым они
доверяют. В целом они придерживаются одних и тех же правил, а колебания и
вариации касаются лишь частных подробностей.
Зачем беспокоиться?
Нет смысла замалчивать то очевидное обстоятельство, что в наши дни
соблюдение законов питания требует от всякого человека, не живущего
отшельником, значительных усилий и жертв. На каждом шагу -- в ресторане, в
поезде, в самолете, в гостях -- верующий еврей встречает людей, которые едят
то, что ему есть запрещается. Для того, чтобы не отступить от законов
питания, установленных иудейской религией, еврей должен обладать ясностью
цели, силой воли и, разумеется, развитым чувством юмора: оно помогает ему
выдерживать и достойно парировать многочисленные шутки, которые на него
неизбежно сыплются в связи с тем, что он ест не то, что все.
Нашим предкам редко приходил в голову вопрос, который постоянно
беспокоит нас, воспитанных в просвещенной современной Америке: для чего
нужно придерживаться всех этих правил? Им было гораздо труднее -- как
физически, так и морально -- с®есть, например, кусок свинины или креветку,
чем питаться по обычаю своего народа. Все эти правила и запреты были частью
еврейского образа жизни, который установился издревле и которым евреи
гордились; и в основе этой гордости лежало глубоко заложенное, неистребимое
ощущение, что в Законе Моисеевом воистину выражена воля Провидения,
провозглашенная еврейскому народу. Однако новое поколение американского
еврейства, законно вглядываясь в свое прошлое, подвергает все еврейские
обряды сомнению и критическому анализу. Это вызывает недовольство и даже
возмущение у наших отцов и у раввинов, ибо и те и другие далеко не всегда
могут ответить на вопросы, которыми сами они никогда не задавались.
В Европе, где ассимиляция евреев зашла довольно далеко, и в Советском
Союзе, где соблюдение религиозных обрядов преследуется коммунистическими
властями, очень многие евреи больше не соблюдают законов и правил, связанных
с питанием: они делают это либо сознательно, по доброй воле, либо от
равнодушия к древним обычаям, либо нехотя, подчиняясь принуждению, либо
попросту по незнанию. Однако большинство живущих в мире евреев все еще в той
или иной степени придерживается этих законов и правил. И есть еще немало
евреев, которые следуют им со скрупулезной точностью. В Соединенных Штатах,
после того как массовая ассимиляция, казалось, привела к почти полному
отказу от традиций, в настоящее время свод установлении, касающихся еды,
завоевывает среди евреев новое признание, и людей, эти установления
соблюдающих, определенно становится больше. Отчасти это, безусловно,
об®ясняется тем простым обстоятельством, что стало легче соблюдать правила
кашрута. Производство кашерных продуктов превратилось в развитую и
процветающую отрасль промышленности. Массовая продажа мороженного мяса и
распространенность холодильников позволяет без забот хранить кашерную пищу
дома в течение значительного времени. Кроме того, у части ранее
ассимилированных евреев наблюдается тенденция к возвращению в лоно Моисеева
Закона и к соблюдению его требований. На первый взгляд, эта тенденция
противоречит общеизвестному социологи
Библейская литература