, что тому солнце бьет в  глаза.  Он  перестал
кружить, чтобы облегчить убийце задачу.
     И превратил зрачки в вертикальные щелочки, два узеньких штришка.  При
этом слегка сморщился, прикидываясь, будто ослеплен.
     Левек  прыгнул,  закружил,  отставив  руку  с  кинжалом  вбок,  чтобы
сохранить равновесие, ударил, невероятно, казалось, изогнув кисть,  снизу,
целясь в промежность.
     Геральт рванулся вперед, развернулся, отбил удар, выгнув руку и кисть
так же невероятно, откинул убийцу силой броска тела и хлестнул его  концом
клинка по левой щеке. Левек сжался, упал на  колени,  согнулся  и  зарылся
лицом в песок.
     Геральт  медленно  обернулся  к  Йунгхансу.  Тот,  искривив  лицо   в
отвратительной гримасе, прицелился из лука.  Ведьмак  наклонился,  схватил
меч обеими руками. Солдаты тоже подняли луки. Стояла глухая тишина.
     - Чего ждете? Бейте! Бейте в  не...  -  рявкнул  лесничий  и  тут  же
споткнулся, закачался, сделав несколько шагов, и упал Лицом вниз, в шее  у
него торчала стрела. На стреле были  полосатые  перья  из  маховых  перьев
фазанихи, раскрашенные желтым в отваре из коры.
     Стрелы летели со свистом по  длинным  плоским  параболам  со  стороны
черной стены  леса.  Они  летели,  казалось,  медленно  и  спокойно,  шумя
перьями, и чудилось, что набирают скорость и силу, только ударяя в цель. А
били они безошибочно, кося настрогских наемников, валя их в песок  дороги,
бессильных, срезанных, словно подсолнухи, по которым ударили палкой.
     Выжившие,  расталкивая  друг  друга,  кинулись  к   лошадям.   Стрелы
продолжали свистеть, догоняя их на бегу, настигая в  седлах.  Только  трем
удалось пустить коней галопом и умчаться, вереща, кровавя им шпорами бока.
Но и эти не ушли далеко.
     Лес  замкнулся,  заблокировал  дорогу.  Уже  нигде  не   было   видно
купающегося в солнце, песчанистого  тракта.  Была  плотная,  непроницаемая
стена темных стволов.
     Наемники,  изумленные  и  отупевшие,  остановили  коней,   попытались
завернуть, но стрелы летели неустанно. И догоняли, и валили их с седел под
топот и ржание лошадей, под всеобщий крик и вой.
     А потом опустилась тишина.
     Замыкавшая тракт стена леса замигала, расплылась радужным  туманом  и
исчезла. Снова возникла дорога, на дороге  -  сивая  лошадь,  а  на  сивой
лошади - наездник, могучий, с метлообразной бородой, в куртке из  тюленьей
шкуры, наискось перехваченной клетчатым шерстяным шарфом.
     Конь, отворачивая морду и грызя  удила,  сделал  шаг  вперед,  высоко
поднимая передние ноги, храпя и косясь на трупы, на запах крови. Наездник,
выпрямившийся в седле, поднял руку, и резкий порыв ветра ударил по  ветвям
деревьев.
     Из зарослей на дальнем  краю  леса  показались  маленькие  фигурки  в
облегающих одеждах, скомбинированных из зеленого и коричневого, с  лицами,
покрытыми полосами, нанесенными скорлупой ореха.
     - Ceadmil, Wedd Brokiloene!  -  воскликнул  наездник.  -  Faill,  Ana
Woedwedd!
     - Faill! - Голос из леса, словно веяние ветра.
     Коричнево-зеленые фигурки начали исчезать, одна за другой растворяясь
в чаще. Осталась только одна с развевающимися волосами медового цвета. Она
сделала несколько шагов, приблизилась.
     - Va faill, Gwynbleidd! - воскликнула она, подходя ближе.
     - Прощай, Мона, - сказал ведьмак. - Я не забуду тебя.
     - Забудь, - ответила она твердо, поправляя колчан  на  спине.  -  Нет
Моны. Мона - был сон. Я Браэнн. Браэнн из Брокилона.
     Она еще раз махнула рукой. И исчезла.
     Ведьмак повернулся.
     - Мышовур, - сказал он, глядя на наездника на сивом коне.
     - Геральт, -  кивнул  наездник,  измеряя  его  холодным  взглядом.  -
Любопытная встреча. Но начнем с самого важного. Где Цири?
     - Здесь! - крикнула девочка, скрытая в листве. - Уже можно слезать?
     - Можно, - сказал ведьмак.
     - Но я не знаю как!
     - Так же, как залезала, только наоборот.
     - Я боюсь! Я на самой макушке!
     - Слезай, говорю! Нам надо поговорить, девочка моя!
     - Это о чем же?
     - Зачем, черт побери, ты залезла туда вместо того,  чтобы  убежать  в
лес? Я убежал бы за тобой, и не пришлось бы... А, черт! Слезай!
     - Я сделала, как кот в сказке!  Что  бы  я  ни...  получается  плохо!
Почему, хотела бы я знать?
     - Я тоже, - сказал друид, слезая с коня, - хотел бы это знать. И твоя
бабушка, королева Калантэ, тоже хотела бы знать. Давай слезай, княжна.
     С дерева посыпались листья и сухие веточки. Лотом  послышался  резкий
треск разрываемой ткани, и наконец появилась Цири,  с®езжающая  верхом  по
стволу. Вместо капюшона на курточке болтались художественные лоскуты.
     - Дядя Мышовур!
     - Собственной персоной. - Друид обнял девочку, прижал к себе.
     - Тебя прислала бабушка? Она очень страдает?
     - Не очень, - улыбнулся Мышовур. - Она слишком увлечена  вымачиванием
розог. Дорога в Цинтру, Цири, займет у нас некоторое  время.  Посвяти  его
тому, чтобы придумать об®яснения своим поступкам. Это должно быть, если ты
соблаговолишь  воспользоваться  моим  советом,  очень  краткое  и  дельное
об®яснение. Такое, которое можно проговорить  очень-очень  быстро.  И  все
равно, я думаю, последние слова тебе  придется  уже  выкрикивать,  княжна.
Очень, очень громко.
     Цири  болезненно  поморщилась,  тихонечко  фыркнула,  а  руки  против
желания поползли у нее к угрожаемому месту.
     - Пошли отсюда, -  сказал  Геральт,  осматриваясь.  -  Пошли  отсюда,
Мышовур.



        8


     - Нет, - сказал друид, - Калантэ изменила планы, она  уже  не  желает
замужества Цири с Кистрином. У нее есть  на  то  свои  причины.  Ко  всему
прочему, думаю, тебе не надо об®яснять, что после той мерзопакостной аферы
с подстроенным нападением на купцов король  Эрвилл  серьезно  пал  в  моих
глазах, а с моими глазами в королевстве считаются. Нет, мы в Настрог  даже
не заглянем. Я забираю малышку прямо в Цинтру. Поехали с нами, Геральт.
     - Зачем? - Ведьмак  взглянул  на  накрытую  кожушком  Мышовура  Цири,
дремавшую под деревом.
     -  Ты   отлично   знаешь   зачем.   Этот   ребенок,   Геральт,   твое
Предназначение.  Третий  раз,  да,  третий,  пересекаются  ваши  пути.   В
переносном, конечно, смысле, особенно если  говорить  о  двух  предыдущих.
Пожалуй, ты не назовешь это случайностью?
     - Какая разница, как назову,  -  криво  улыбнулся  ведьмак.  -  Не  в
названии дело, Мышовур. Зачем мне в Цинтру? Я  уже  бывал  там,  скрещивал
уже, как ты это назвал, пути. И что?
     - Тогда ты потребовал, чтобы Калантэ, Паветта и ее муж поклялись. Они
клятву сдержали. Цири - Неожиданность. Предназначение требует, чтобы...
     - Чтобы я забрал ребенка и переделал в ведьмака? Девочку? Посмотри на
меня, Мышовур. Ты представляешь себе меня пригожей девочкой?
     - К черту твое ведьмачество, - занервничал друид. - О чем  ты  вообще
говоришь? Что тут общего? Нет, Геральт,  вижу,  ничего  ты  не  понимаешь,
придется об®яснить проще. Слушай, любой дурак, в том  числе  и  ты,  может
потребовать клятвы, может  добиться  обещания  и  из-за  этого  не  станет
необычным. Необычен ребенок. И необычна связь,  которая  возникает,  когда
рождается такой ребенок. Надо еще ясней? Пожалуйста.  С  момента  рождения
Цири уже не имеет значения, чего ты хочешь и от  чего  отказываешься.  Ты,
черт побери, не идешь в расчет. Не понимаешь?
     - Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность,  наш  Сюрприз  спит.  А
когда проснется... Мышовур, даже от самого необычного можно... порой  надо
уметь отречься.
     - Ты же знаешь, - холодно посмотрел на  него  друид,  -  собственного
ребенка у тебя не будет никогда.
     - Знаю.
     - И отказываешься.
     - Отказываюсь. Вероятно, имею право?
     - Имеешь, - сказал Мышовур. - А как же. Но это  довольно  рискованно.
Есть такое древнее пророчество: у Меча Предназначения...
     - ...два острия, - докончил Геральт. - Слышал.
     - А! Делай как  хочешь.  -  Друид  отвернулся,  сплюнул.  -  Подумать
только, я готов был подставить за тебя шею...
     - Ты?
     - Да. В противоположность тебе я верю в Предназначение. И  знаю,  как
опасно играть  с  обоюдоострым  мечом.  Не  играй,  Геральт.  Воспользуйся
представившейся возможностью. Преврати то, что связывает тебя  с  Цири,  в
нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна.  Ибо  если  нет...  Тогда  эта
связь проявится иначе. Страшней. Негативным и  разрушительным  образом.  Я
хочу уберечь от этого и тебя,  и  ее.  Если  ты  захочешь  ее  забрать,  я
возражать не стану. Я взял бы на себя риск об®яснить Калантэ, почему...
     - Откуда ты знаешь, что  Цири  захочет  пойти  со  мной?  Из  древних
пророчеств?
     - Нет, - серьезно сказал Мышовур. - Оттуда,  что  уснула  она  только
тогда, когда ты ее приласкал. Что она  мурлычет  сквозь  сон  твое  имя  и
ручкой ищет твою руку.
     -  Достаточно,  -  Геральт  встал,  -  а  то  я  уж  готов  и   вовсе
взволноваться. Бывай, бородач. Мои поклоны Калантэ. А относительно Цири...
Придумай что-нибудь.
     - Тебе не уехать, Геральт.
     - От Предназначения? - Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.
     - Нет, - сказал друид, глядя на спящую девочку. - От нее.
     Ведьмак покачал головой, вскочил в седло. Мышовур  сидел  неподвижно,
копаясь прутиком в погасшем костре.
     Геральт  от®ехал  тихо,  через  вереск,  доходящий  до  стремян,   по
косогору, ведущему в долину, к черному лесу.
     - Гера-а-альт!
     Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая, серая  фигурка
с развевающимися пепельными волосами.
     - Не уходи!
     Он помахал ей рукой.
     - Не уходи, - тихо всхлипнула она. - Не ухо-о-оди!
     "Я должен, - подумал ведьмак. - Должен, Цири. Потому что... Я  всегда
ухожу".
     - Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! - крикнула  она.
- И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь!
     "Предназначения  не  существует,  -  подумал  он.  -  Не  существует.
Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть  -  второе
острие обоюдоострого меча. Одно - это я. А второе - смерть, идущая за мной
по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири".
     - Я - твое Предназначение! - донеслось до него с вершины холма, тихо,
отчаянно.
     Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну  углубляясь  в
черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во  мрак,  которому,
казалось, нет конца.






__________________________________________________________________________



        НЕЧТО БОЛЬШЕЕ


        1


     Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта,  Йурга  даже  не  поднял
головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и  со  всей
доступной  резвостью  вполз  под  телегу.  Распластавшись,  сдирая  спиной
шершавую корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он
дрожал и прерывисто повизгивал от страха.
     Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он  осторожно  и
мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.
     - Вылезай, - сказал невидимый наездник.
     Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи. Конь фыркнул, топнул.
     - Спокойно, Плотва, - проговорил  наездник.  Йурга  услышал,  как  он
похлопывает лошадь по шее. -  Вылезай  оттуда,  человече.  Я  тебе  ничего
плохого не сделаю.
     Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако  в  голосе
было что-то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя  вряд
ли можно было назвать этот голос приятным. Йурга, вознося шепотом  молитвы
нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.
     У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на  лбу  кожаным
ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой  лошади.
На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал  колесо
телеги,  по  самую  ступицу  застрявшее  между  растрескавшимися  досками.
Неожиданно  поднял  голову,  скользнул  по  купцу  взглядом   и   принялся
рассматривать заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.
     Йурга выкарабкался из-под телеги, заморгал, вытер нос, размазывая  по
физиономии деготь, прихваченный со ступицы.  Наездник  уставился  на  него
темными  прищуренными,  проницательными,  острыми,  как  рыбьи   косточки,
глазами. Йурга молчал.
     -  Вдвоем  не  вытащить,  -  сказал  наконец  незнакомец,  указав  на
застрявшее колесо. - Один ехал?
     - Сам-третей, - промямлил Йурга. - Со слугами. Сбежали, гады...
     - Неудивительно, - сказал наездник, глядя под мост, на дно ущелья.  -
Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое время.
     Йурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть на груды
черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и  выглядывающих
из-под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей  речки.  Боялся,  что
достаточно еще раз увидеть  черные  провалы  глазниц,  выщеренные  зубы  и
потрескавшиеся мослы, чтобы все  его  самообладание  развеялось  и  жалкие
остатки храбрости улетучились, как  воздух  из  рыбьего  пузыря,  заставив
мчаться по тракту в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было
с возницей и слугой меньше часа назад.
     - Чего ждешь? - тихо спросил наездник, поворачивая коня.  -  Темноты?
Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А  может,  и
раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и как можно
скорее.
     - А телега? - в голос завыл Йурга, не очень понятно,  со  страха  ли,
отчаяния или бешенства. - А товары? Целый год трудов. Уж лучше  подохнуть!
Не оставлю-ю-ю!
     - Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо занесло,  дружище,  -
спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на чудовищное кладбище  под
мостом. - Говоришь,  не  бросишь  телеги?  Да  пойми  ты,  когда  наступит
темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не то  что  твой
паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это  урочище?
Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?
     Йурга покрутил головой: не знаю, мол.
     - Не знаешь, ну-ну, - бросил незнакомец. - Но то, что лежит  на  дне,
видел? Трудно не заметить. Это те,  которые  тоже  срезали  дорогу.  А  ты
говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать, что там у тебя?
     Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь решить, что
лучше - "пакля" или "старые тряпки".
     Наездника,  казалось,  не  очень  интересовал  ответ.   Он   успокоил
каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.
     - Господин, - пробормотал наконец  купец.  -  Помогите.  Спасите.  До
конца жизни помнить буду... Не оставляйте... Что захотите дам, чего только
захотите... Спасите, господин!
     Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о луку.
     - Как ты сказал?
     Йурга молчал, раскрыв рот.
     - Дашь, чего захочу? А ну повтори.
     Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел, что у него нет  бороды,  в
которую  можно  бы  наплевать.   В   голове   кипело   от   фантастических
предположений  касательно  награды,  которую  мог   потребовать   странный
пришелец. Однако все, включая  и  право  ежедневных  любовных  игр  с  его
молодой женой Златулиной, казалось  не  столь  страшным,  как  перспектива
потерять воз, и, уж конечно, не таким ужасным, как  возможность  оказаться
на дне  поймы  в  качестве  еще  одного  побелевшего  скелета.  Купеческая
привычка заставила его мгновенно произвести расчеты. Верховой, хоть  и  не
походил на привычного оборванца, бродягу или мародера, каких  после  войны
расплодилось на дорогах тьма-тьмущая, не мог все же ни в коем разе быть  и
вельможей, комесом или  одним  из  зазнавшихся  рыцарьков,  слишком  много
мнящих о себе и находивших удовольствие в том, чтобы сдирать три  шкуры  с
ближних. Йурга решил, что  больше  чем  на  двадцать  штук  золота  он  не
потянет. Однако натура торгаша удержала его от того,  чтобы  назвать  цену
самому, и он ограничился лишь бормотанием о благодарности  до  конца  дней
своих.
     - Я спросил, - спокойно напомнил  незнакомец,  переждав,  пока  купец
замолкнет, - дашь ли ты мне то, что я пожелаю?
     Выхода не было. Йурга  сглотнул,  наклонил  голову  и  несколько  раз
утвердительно кивнул. Незнакомец, вопреки  его  ожиданиям,  не  рассмеялся
зловеще, а совсем даже наоборот, казалось, его вовсе не обрадовала  победа
в переговорах. Наклонившись в седле, он плюнул вниз и угрюмо проворчал:
     - Что я делаю?  Зачем  все  это?  Ну  ладно,  хорошо.  Попробую  тебя
вытащить, хотя, как знать, не кончится ли все это скверно для нас обоих. А
если удастся, то взамен...
     Йурга с®ежился, готовый зареветь.
     - Дашь мне то, - неожиданно быстро договорил наездник в черном плаще,
- что, вернувшись, застанешь дома, но чего застать не ожидал. Обещаешь?
     Йурга застонал и быстро кивнул.
     - Хорошо, - проговорил незнакомец. - А теперь отойди. А еще  лучше  -
лезь снова под телегу. Солнце вот-вот сядет.
     Он соскочил с седла, скинул плащ,  и  Йурга  увидел,  что  незнакомец
носит за спиной на ремне, наискось пересекающем грудь, меч.  У  него  было
туманное ощущение, что когда-то он уже слышал о людях, именно так  носящих
оружие. Черная кожаная, доходящая до бедер куртка  с  длинными  манжетами,
искрящимися от серебристых набивок, могла указывать  на  жителя  Новиграда
или его окрестностей, впрочем, мода на  такую  одежду  в  последнее  время
вообще широко распространилась, особенно среди  молодежи.  Однако  молодым
незнакомец не был наверняка.
     Наездник  стащил  с  лошади  вьюки,  повернулся.  На  груди  у   него
покачивался на серебряной цепочке медальон. Под мышкой он держал небольшой
окованный  сундучок   и   продолговатый   сверток,   окутанный   кожей   и
перехваченный ремнем.
     - Ты все еще не подлез? - спросил  он,  подходя.  Йурга  увидел,  что
медальон изображает оскаленную клыкастую волчью морду.
     - Вы... ведьмак? - вспомнил он тут же.
     - Угадал, - пожал плечами незнакомец. - Ведьмак. А теперь отойди.  На
другую сторону телеги. Не высовывайся  оттуда  и  сиди  смирно.  Мне  надо
недолго побыть одному.
     Йурга послушался. Присел у колеса, накрывшись епанчой.  Он  не  хотел
смотреть, что делает незнакомец по другую  сторону  телеги,  а  тем  более
глядеть на кости, валяющиеся на дне высохшего русла. Поэтому  рассматривал
собственные башмаки и зеленые звездочки мха, покрывающего прогнившие доски
моста.
     Ведьмак.
     Солнце заходило.
     Он услышал шаги.
     Незнакомец медленно, очень медленно вышел из-за  телеги  на  середину
моста. Он стоял к Йурге спиной, и на спине у него  был  уже  не  тот  меч,
который Йурга видел недавно. Теперь это было красивое оружие -  головка  и
эфес меча и оковка ножен горели, как звезды, блестели даже  в  наступающих
сумерках, хотя света уже почти не было - погасло даже  пурпурно-золотистое
мерцание, еще совсем недавно висевшее над лесом.
     - Господин...
     Незнакомец обернулся. Йурга с трудом сдержал крик.
     Лицо чужака было белым - белым и пористым, как  отжатый,  только  что
вынутый из тряпки творог. А  глаза...  О  боги,  взвыло  что-то  в  Йурге.
Глаза...
     - За телегу, быстро, - прохрипел незнакомец. Это был  не  тот  голос,
который Йурга слышал раньше. Купец вдруг почувствовал, как сильно докучает
ему переполненный мочевой пузырь. Незнакомец повернулся и прошел дальше на
мост.
     Ведьмак.
     Конь, привязанный к обрешетке телеги, фыркнул,  заржал,  глухо  забил
копытами по доскам.
     Над ухом Йурги зазвенел комар. Купец даже не пошевелил  рукой,  чтобы
его отогнать. Зазвенел второй. Целые тучи комаров звенели  а  зарослях  на
противоположной стороне яра. Бренчали.
     И выли.
     Йурга, до боли стиснув зубы, сообразил, что это вовсе не комары.
     Из мрака, густеющего на покрытом кустами склоне, появились  маленькие
уродливые фигурки - не больше