е тьмы. На карте  скалился  бабуин,
восседающий на плече у молодого мужчины с черными  волосами;
его  пальцы,  до жути похожие на человеческие,  так  глубоко
вонзались  юноше  в  шею, что их кончики  утонули  в  плоти.
Присмотревшись внимательнее, стрелок разглядел, что в  своей
скрюченной  душашей  лапе бабуин держит плетку.  Лицо  юноши
искажено гримасою бессловестного гнева.

     Узник,  по-дружески  прошептал человек  в  черном  (тот
самый  Уолтер, человек, которому стрелок доверял  когда-то).
Правда,  что-то  в нем есть угнетающее? Что-то  в  нем  есть
угнетающее... что-то в нем есть... что-то...



        2


     Вздрогнув,  стрелок проснулся, отмахиваясь  от  чего-то
своей  искалеченною  рукою,  уверенный,  что  одно  из  этих
чудовищ  с  панцирем из Западного Моря сейчас набросится  на
него , сдирая кожу с лица, отчаянно вопрошая его на странном
своем языке.

     Но  вместа  чудища  он увидел какую-то  морскую  птицу,
привлеченную бликами раннего солнца на пуговицах у  него  на
рубашке; испуганно вскрикнув, она отлетела прочь.

     Роланд сел.

     Боль пульсировала в руке, ужасная и бесконечная. В правой
ноге  ---  тоже. Стрелок чувствовал свои пальцы, которых  не
было.  То,  что осталось от нижней части рубахи,  напоминало
изодранную в пух и прах фуфайку. Он сам отодрал одну полосу,
чтобы перевязать руку, вторую --- чтобы забинтовать стопу.

     Пошли прочь, --- сказал он пальцам, которых не было. Вас уже
нет, вы --- фантомы. Пошли прочь.

     Чуть-чуть помогло. Совсем не много, но все-таки. Да, это
были фантомы, призраки, но только --- живые.

     Стрелок с®ел немного вяленого мяса. Соленое, оно было ни в
радость  ни  рту,  ни желудку, но он все  же  заставил  себя
поесть и потом почувствовал чуть получше: покрепче. Хотя, на
самом-то деле, силы его были уже на исходе. Положение  почти
что безвыходное.

     А ведь нужно еще кое-что сделать.

     Он  нетвердо поднялся на ноги и огляделся по  сторонам.
Птицы  парили над морем и ныряли под воду, и больше не  было
никого.  Как  будто весь мир принадлежал только  им  и  ему.
Чудовищ  не  наблюдалось.  Может, они  существа  ночные  или
выходят  на  берег  только  во  время  прилива.  Сейчас  это
казалось почти неважным.

     Море --- огромное --- соприкасается с горизонтом в некоей
размытой   голубой  точке,  которую  невозможно   вычислить.
Заглядевшись,  стрелок на мгновение забыл  про  боль.  Он  в
жизни не видел столько воды. Разумеется, слышал о море  и  в
детских  сказках, и от учителей. Некоторым  из  них  удалось
убедить  его  в том, что оно существует... но  чтобы  своими
глазами  увидеть...  эту громаду, это чудо  безбрежной  воды
после  стольких лет в иссушенных землях... ему  было  трудно
поверить в это. Трудно даже смотреть на такое.

     Он смотрел долго, в упоении, заставляя себя смотреть, и
дивился, на время забыв свою боль.

     Но уже утро, и еще нужно многое сделать.

     Он осторожно нащупал в заднем кармане челюсть, стараясь
касаться ее ладонью и не тревожить обрубки пальцев: на месте
она или нет. Непрестанная боль обернулась вскриками.

     Кость на месте.

     Порядок.

     Дальше.

     Он неуклюже расстегнул ремни с кобурами и положил их на
залитый   солнцем   камень.  Вытащил  револьверы,   вывернул
барабаны,  вынул бесполезные теперь патроны и  выбросил  их.
Один  засиял  на  солнце.  На яркий  блик  прилетела  птица,
подхватила патрон клювом, потом выронила и улетела прочь.

     Теперь пора позаботиться и о самих револьверах --- надо бы в
первую очередь, но поскольку и в этом мире, и в любом другом
револьвер без патронов --- всего лишь кусок металла, стрелок
сперва  разложил  патронташи у себя на коленях  и  осторожно
провел левой рукой по коже.

     Оба  промокли  от  пряжек  до  того  места,  где  ремни
соприкасаются с бедрами; дальше --- как будто  были  сухими.
Он осторожно вынул все сухие патроны. Правая его рука так  и
рвалась приняться за работу, несмотря даже на боль забыв про
увечье, и вскоре стрелок поймал себя на том, что он  раз  за
разом  возвращает ее на колено, как глупого  или  капризного
пса,  который не понимает команд. Обезумев от боли, он  пару
раз едва не ударил по ней.

     Кажется,  у меня назревают большие проблемы, ---  снова
подумал он.

     Он сложил все патроны --- будем надеяться, что хорошие --
-  в  одну  кучу  и тут же пришел в уныние: такой  она  была
маленькой.   Двадцать  штук.  И  некоторые,  скорее   всего,
непременно  дадут осечку. То есть, нельзя полагаться  ни  на
какой.  Он  достал остальные патроны и сложил  их  в  другую
кучку. Тридцать семь.

     Ну что ж, нельзя сказать, что и раньше ты был вооружен до
зубов, --- утешил себя стрелок, но он хорошо понимал разницу
между  пятидесятью семью действующими патронами и с натяжкою
---  двадцатью. Или десятью. Или пятью. Или одним. А, может,
вообще не один не сработает.

     Стрелок отложил сомнительные патроны в сторону.

     Хорошо еще, что сумка его не пропала. Стрелок разложил ее на
коленях, потом медленно разобрал револьверы и свершил ритуал
чистки.  Закончил  он через два часа. Боль  стала  настолько
сильной, что у него закружилась голова. Даже связно  мыслить
было затруднительно. Хотелось спать. Никогда в жизни ему так
не  хотелось  спать.  Но  ни разу  еще  сон  не  служил  ему
оправданием для того, чтобы отложить дела и забыть о долге.

     ---  Корт, --- проговорил стрелок, и сам не узнал  свой
голос, и рассмеялся натянуто.

     Медленно, очень медленно он собрал револьверы и зарядил
их  патронами,  которые  --- предположительно  ---  остались
сухими.   Когда  он  закончил,  он  поднял  в   левой   руке
револьвер... и медленно отпустил курок, так и не  выстрелив.
Да,  он хотел знать. Хотел знать, что будет, когда он нажмет
на  курок:  выстрел  или еще один бессмысленный  щелчок.  Но
щелчок  не  значил  бы ничего, а выстрел  лишь  уменьшил  бы
количество  пригодных патронов с двадцати до девятнадцати...
или  до  девяти... или до трех... а может быть, их бы вообще
не осталось.

     Он  оторвал  еще одну полосу от рубахи, сложил  на  нее
остальные  патроны  --- те, которые намокли  ---  и  завязал
узелок  левой  рукой,  помогая  себе  зубами.  Потом  сложил
сверток в сумку.

     Спать,  ---  требовало  его  тело.  Спать,  тебе   надо
поспать,  сейчас,  пока  не  стемнело,  ничего  у  тебя   не
осталось, ты выдохся...

     Он  заставил  себя подняться и оглядел пустынный  берег
цвета  давно  не стиранного исподнего, усыпанный бесцветными
же  ракушками.  Кое-где  из крупнозернистого  песка  торчали
большие  камни, покрытые толстымыми слоями гуаны;  те  слои,
что постарее --- желтые, точно старый зубы, что посвежее ---
как белые пятна.

     По линии прилива подсыхали бурые водоросли. Совсем рядом
валялись  правый сапог стрелка и бурдюки для  воды.  Стрелок
подивился  такому  чуду, что их не  смыло  волнами  в  море.
Сильно  хромая,  он медленно подошел к ним.  Поднял  один  и
встряхнул, приложив к уху. Второй бурдюк точно был пуст,  но
в  этом еще оставалось немного воды. Большинство людей ни за
что  бы  не  заметило разницу между ними двумя,  но  стрелок
различал их, как мать различает своих близнецов и никогда не
путает  одного с другим. Он очень долго скитался по свету  с
}rhlh бурдюками. Внутри прескалась вода. Это хорошо ---  это
настояший  подарок, ведь эта тварь, которая на него  напала,
или  другие  ее  сородичи  могли бы  порвать  бурдюки  одним
случайным   укусом  или  движением  клешни,  но   этого   не
случилось,  и волны не унесли их в море. Самой твари  что-то
не  видно,  хотя  стрелок прикончил ее  гораздо  выше  линии
прилива. Быть может, ее останки утащили другие хищники;  или
ее  же собратья погребли ее в море, как те огромные существа
из детских сказок, слоны, хоронят своих умерших.

     Он поднял бурдюк на левом локте, сделал большой глоток и
тут  же  почувствовал,  как к нему возвращаются  силы.  Само
собой,  правый сапог был разодран в клочья... но все  же  не
так безнадежно. Подошва осталась целой --- помятой, конечно,
но  целой,  --- и, скорее всего, с ней еще можно  что-нибудь
сделать:  отрезать  кусочек от левого сапога,  приладить  на
правый, чтобы хотя бы первое время оно продержалось...

     Внезапно его охватила слабость. Он почувствовал, что близок к
обмороку. Он попытался ее одолеть, эту слабость, но ноги его
подкосились, и он сел на песок, прикусив по-дурацки язык.

     Ты не будешь терять сознание, --- твердо сказал он себе.
Только  не  здесь, где ночью на берег вполне может  выползти
еще одна гадость, и уж эта точно тебя прикончит.

     Он поднялся на ноги, обвязал пустой бурдюк вокруг пояса и
направился  к  тому месту, где он оставил свои револьверы  и
сумку.  Но  не прошел он и двадцати ярдов, как  снова  упал,
едва  ли  не  потеряв  сознание.  Стрелок  полежал  немного,
прижавшись  щекою к песку. Краешек ракушки  почти  до  крови
врезался  в  кожу  под нижней челюстью.  Он  сумел  поднести
бурдюк ко рту и сделать несколько глотков воды, а потом,  не
вставая, полоз к тому месту, где он проснулся сегодня утром.
В  двадцати  ярдах  выше  по склону  росло  одинокое  чахлое
деревце,  ---  юкка  коротколистная, дерево  Иисуса.  Какая-
никакая, но тень.

     Для  Роланда  эти  двадцать ярдов показались  двадцатью
милями.

     Но  он  все-таки  смог перетащить свои немногочисленные
пожитки   в   крошечную  лужицу  тени.  Опустив  голову   на
траву,стрелок  улегся, уже отдаваясь сну, или  беспамятству,
или  смерти. Он поглядел на небо, пытаясь определить  время.
Еще  не полдень, но если судить по размеру пятнышка тени,  в
котором   он  примостился,  полднень  уже  близко.   Стрелок
продержался в сознании еще мгновение: поднес правую  руку  к
глазам,  высматривая  алые полосы заражения,  признаки  яда,
который неуклонно просачивается по телу.

     Ладонь была тускло красной. Нехороший знак.

     Я  мастурбирую  левой,  --- подумал  он.  ---  Это  уже
утешает.

     А   потом  он  провалился  во  тьму  и  проспал   почти
шестнадцать  часов  под  шум  Западного  Моря,  что   гремел
непрестанно в его ушах.



        3


     Когда он проснулся, на море было темно, но на восточном
горизонте  проглядывал  слабый  свет.  Утро  уже  наступало.
Стрелок сел, и тут же волною нахлынула дурнота.

     Он опустил голову и переждал.

     Когда слабость прошла, он взглянул на свою правую руку. Да,
заражение   он   заработал   ---   предательская    краснота
расползлась по ладони и захватила запястье. Дальше  пока  не
пошло,  но  стрелок уже различал слабенькое покраснение  ---
начало других алых линий, которые в конечном счете дойдут до
сердца и убьют его. И уже, кажется, начался жар. Лихорадка.

     Мне нужно лекарство, --- сказал он себе. --- Но здесь его
взять неоткуда.

     Выходит,  он проделал такой долгий путь лишь для  того,
чтобы  здесь  умереть?  Нет. Он не умрет.  А  если  все-таки
суждено ему умереть, несмотря на его решимость, он умрет  на
Пути к Башне.

     Какой же ты исключительный человек, стрелок! Редкий, я бы
даже  сказал, человек! --- у него в голове человек в  черном
хихикнул.  ---  Неукротимый  такой!  Романтичный   такой   в
идиотской своей одержимости!

     ---  Отгребись, --- прохрепел стрелок и  глотнул  воды.
Вот и воды почти и не осталось. Перед ним простиралось море,
вот  именно, целое море: вода, куда ни глянь --- вода, и  ни
капли не отопьешь. Ладно, не бери в голову.

     Он надел ремни с кобурами, затянул пряжки --- это простое
дело заняло столько времени, что даже когда рассвело и почти
начался день, стрелок все еще возился, --- а потом попытался
встать.  Он  не был уверен, что сможет, пока не поднялся  на
ноги.

     Держась левой рукою за деревце, правой он поднял бурдюк, в
котором еще оставалось чуть-чуть воды, и перекинул его через
плечо.  Потом --- сумку. Когда он выпрямился, опять накатила
слабость,  и  он  опустил голову, пережидая, заставляя  себя
одолеть ее.

     Слабость прошла.

     Неуверенными,   заплетающимися   шагами   человека    в
последней клинической стадии опьянения стрелок спустился  на
берег.  Там  он постоял, глядя на океан, темный, как  густое
красное  вино,  а  потом  вынул  из  сумки  последний  кусок
вяленого мяса. Он се®л половину, и на этот раз рот и жуледок
приняли пищу чуть лучше. Стрелок отвернулся от моря  и  с®ел
оставшуюся  половину, глядя на солнце, встающее над  горами,
где  умер  Джейк.  Солнце как будто  на  миг  зацепилось  за
суровые голые вершины, потом поднялось выше.

     Роланд подставил лицо лучам солнца, закрыл глаза и улыбнулся.
Потом доел мясо.

     И  подумал еще: Замечательно. Я теперь человек без еды,
на  руке без двух пальцев и без одного на ноге; стрелок  ---
при  патронах, которые могут и вовсе не выстрелить;  у  меня
заражение  крови после укуса какой-то дряни  и  у  меня  нет
лекарств.  Если мне повезет, то воды хватит на  день.  Может
быть,  я  сумею пройти около дюжины миль, если  выложусь  до
конца. Короче, мне скоро абзац.

     Куда идти? Пришел он с востока; но на запад дороги нет,
если  только  ты не спаситель и не святой. Остается  ---  на
север или на юг.

     На север.

     Так подсказывало ему сердце. Без вопросов.

     На север.

     Стрелок пошел.



        4


     Он шел уже три часа. Дважды он падал и во второй раз уже
и  не  думал,  что  сможет  подняться.  Но  набежала  волна.
Достаточно   близко,  чтобы  заставить   его   вспомнить   о
револьверах,  и он поднялся, сам не зная как.  Ноги  дрожали
под ним, как ходули.

     По  примерным  его подсчетам, за эти три  часа  стрелок
одолел около четырех миль. Солнце уже припекало, но все-таки
не  настолько сильно, чтобы так трещала голова и пот ручьями
стекал  по лицу. С моря дул ветер, но опять же ---  вряд  ли
такой  легкий  бриз  может вызвать  приступы  дрожи,  озноб,
который  время  от  времени пробирал  стрелка,  и  тело  его
покрывалось гусиной кожей, а губы стучали.

     Лихорадка, стрелок, --- подхихикивал человек в  черном.
Все, что осталось еще в тебе, сгорает в огне.

     Красные полосы заражения стали отчетливее; продвинулись от
запястья вверх по руке --- почти до локтя.

     Он  прошел еще милю и выпил остатки воды. Пустой бурдюк
обвязал вокруг пояса. Обнообразный пейзаж вызывал неприятные
чувства.  Справа --- море, слева --- горы, под сапогами  ---
серый  песок вперемешку с ракушками. Волны бились  о  берег.
Стрелок поискал глазами омарообразных чудищ, но не увидел ни
одного.  Он  шел  из ниоткуда в никуда, человек  из  другого
времени,  который,  похоже, скоро дойдет  до  бессмысленного
конца.

     Незадолго перед полуднем он снова упал и понял, что на этот раз
ему уже не подняться. Значит, здесь он умрет. На этом месте.
Вот и конец.

     Приподнявшись на четвереньках, он поднял голову, как боксер в
гроги...  и  впереди на расстоянии, может быть, мили,  может
быть,  трех  (ему  было  трудно  определить  расстояние   на
безликой,  лишенной  всяческих ориентиров  местности,  когда
тело  горит  в лихорадке и все плывет перед глазами)  увидел
что-то новенькое. Необычное. Вертикально стоящее на берегу.

     Что это?

     (три)

     Впрочем, не важно.

     (три --- вот число твоей судьбы)

     Стрелок сумел снова подняться на ноги. Прохрипел что-то
нечленораздельное, молитву, которую слышали  только  парящие
птицы  (с  какой  радостью они выклюют  у  меня  глаза,  ---
подумал  он мимоходом, --- такая лакомая добыча!),  и  пошел
вперед,   еще   сильнее  пошатываясь,  оставляя   за   собою
извивающийся петлями след.

     Стрелок шел, не сводя глаз с этой штуки впереди. Когда волосы
падали   на  глаза,  он  откидывал  их  со  лба.  Непонятная
штуковина как будто и не становилась ближе. Солнце поднялось
до  высшей  точки  и  зависло в зените  надолго.  Что-то  уж
слишком  надолго. Роланд представил, что он снова в пустыне,
как раз между последней землянкою поселенца

     (нет  музыкальней еды, чем больше сожрешь, тем  звончей
перданешь)

     и дорожною станцией, где мальчик

     (ваш Исаак)

     ждал, когда он придет.

     Ноги   его  подкосились,  выпрямились,  подкосились   и
выпрямились опять, а когда волосы снова упали ему на  глаза,
стрелок  даже не стал убирать их --- у него не было сил.  Он
лишь  смотрел на предмет впереди, который теперь  отбрасывал
на песок небольшую тень, и продолжал шагать.

     Сейчас,  даже  при  разыгравшейся  лихорадке,  он   уже
разглядел, что это такое.

     Дверь.

     Когда до двери осталось не более четверти мили, ноги Роланда
опять подкосились, и на этот раз выпрямить их он не смог. Он
упал,  прокарябав правой рукою по песку с ракушками. Обрубки
пальцев   пронзила  боль  ---  падая,  он  сорвал  поджившие
струпья, и они снова закровоточили.

     Не имея сил встать, он пополз. В ушах гремел шорох волн
Западного  моря,  то оглушая, то затихая на  миг.  Он  полз,
оталкиваясь  колнями и локтями, оставляя вдавленный  след  в
песке  чуть  выше линии прилива, обозначенной изгибом  буро-
зеленых  водорослей. Должно быть, ветер  все  еще  дует  ---
должен  дуть,  потому  что по телу его  все  так  же  бежали
мурашки  озноба, --- но стрелок слышал только свое  дыхание,
сухими хрипами вырывающееся из горла.

     Дверь стала ближе.

     Еще.

     Еще.

     Наконеч,  около  трех  часов  пополудни  этого  долгого
бредового   дня,  когда  тень  по  левую  руку  уже   начала
удлиняться, он добрался до непонятной двери, присел рядом на
корточки и устало уставился на нее.

     Дверь высотою в шесть с половиной футов была сделана вроде
бы  из  какого-то  твердового дерева, хотя  ближайшаяя  роща
таких  деревьев осталась за семь сотен миль, если не больше,
отсюда. Судя по виду, дверная ручка была из золота. На ней -
--  филигранная гравировка. Стрелок долго смотрел на узор  и
наконец узнал: ухмыляющаяся морда бабуина.

     Замочной скважины не было. Ни под ручкою, ни над ней.

     Зато были петли, хотя сама дверь ни к чему не крепилась.
Или  просто так кажется, --- подумал стрелок. Здесь какая-то
тайна, быть может, чудеснейшая из чудесных, но имеет ли  это
значение?   Ты   умираешь.  Собственная   твоя   тайна   ---
единственная,  действительно что-то  значащая  в  конце  для
любого мужчины, для любой женщины --- уже на подходе.

     И все-равно, это как будто имело значения.

     Эта  дверь. Дверь, где в принципе не может быть никаких
дверей. Она просто стояла на сером песке футах в двадцати от
линии  прилива, с виду --- такая же вечная, как и само море.
Теперь,  когда  солнце клонилась к западу, ее  густая  косая
тень протянулась к востоку.

     На  расстоянии примерно двух третьих от земли на  двери
чернели буквы. Одно только слово на Высоком Слоге:

                                    УЗНИК

     Демон его осаждает. Имя демону --- ГЕРОИН.

     Внезапно стрелок различил какое-то приглушенное гудение. Сперва
он  подумал, что это ветер или просто от лихорадки  шумит  в
ушах,  но постепенно он пришел к выводу, что это низкий  гул
моторов... и что идет он откуда-то из-за двери.

     Вот и открой ее. Она же не заперта. И ты это знаешь.

     Но  вместо  того, чтобы открыть эту дверь,  он  неловко
поднялся на ноги и обошел вокруг, чтобы взглянуть на  нее  с
другой стороны.

     Но никакой другой стороны просто не было.

     Только темно серый песок, протянувшийся насколько хватало
глаз. Только волны, ракушки, полоса прилива, его собственные
следы --- отпечатки подошв и ямки, продавленные локтями.  Он
еще  раз  внимательнее пригляделся к тому  месту,  где  была
дверь, и в изумлении распахнул глаза: двери не было, но тень
от нее была.

     Он  приподнял было правую руку --- как же  медленно  он
учился то