олюция.  Мы  выиграли все сражения, но  проиграли  войну.
Никто  не выиграл в той войне, разве что только стервятники.
Им, наверное, осталась пожива на многие годы вперед.

     ---  Я  бы  хотел  там  жить, --- мечтательно  протянул
Джейк.

     --- Это ьыл совсем другой мир, --- отозвался стрелок. -
-- Ну ладно, спать пора.

     Мальчик  ---  теперь только смутная тень во  мраке  ---
перевернулся  на  бок  и  свернулся калачиком  под  одеялом.
Стрелок  еще  где-то с час пролежал без сна,  погруженный  в
раздумья. Для него эти долгие, тяжкие размышления были  чем-
то  совсем  новым, еще неизведанным и даже сладким  в  своей
тихой тоске, но они все-таки не имели никакого практического
значения: проблему Джейка все равно нельзя разрешить  иначе,
как  это  предсказано было оракулом ---  что  было  попросту
невозможно.   во   всей   ситуации  было   немало   поистине
трагического, но стрелок этого не разглядел; он видел только
предопределение,  которое было всегда.  Но  в  конце  концов
возобладало его исконное естество, и стрелок уснул.  Крепко,
без сновидений.



     На  следующий день, когда они продолжили  свой  путь  в
обход,  под углом к узкому клину ущелья, под®ем стал  круче.
Стрелок   не   спешил:   пока  еще  не  было   необходимости
торопиться. Мертвые камни у них под ногами не хранили следов
человека в черном, но стрелок твердо знал, что он прошел той
же  дорогой.  И  даже не потому, что они  с  Джейком  видели
снизу,  как  он  поднимался:  крошечный,  похожий  на  таком
расстоянии  на  крошечного жучка. Запах  его  отпечатался  в
каждом  дуновении холодного воздуха, что струился с гор  ---
маслянистый, пропитанный злобой запах, такой же горький, как
бес-трава.

     Волосы у Джейка отросли и вились теперь на затылке, почти
закрывая дочерна загорелую шею. Он поднимался упорно, ступая
твердо  и  уверенно, и не выказывал никаких явных  признаков
боязни   высоты,  когда  они  проходили  над   провалами   и
пропастями или карабкались ввех по отвесным отрогам.  Дважды
ему  удавалось взобраться в таких местах, куда стрелок, будь
он один, даже не стал бы и пытаться залезть. А так --- Джейк
закреплл  на  камнях веревку, и стрелок поднимался  по  ней,
подтягиваясь на руках.

     А  на следующее утро они прошли сквозь прохладный сырой
туман:   это  рваные  облака  уже  собирались  на   склонах,
перекрывая  дорогу  назад. В самых глубоких  впадинах  между
камнями  уже попадались белые бляхи затвердевшего зернистого
снега.  Он сверкал, точно кварц, и был сухим, как  песок.  В
тот день, ближе к вечеру, они набрели на единственный след -
--  отпечаток  ноги  на  одном из этих  слежавшихся  клочков
снега.  Джейк на мгновение замер и уставился на четкий  след
едва  ли  не  в благоговейном страхе, потом вдруг  испуганно
поднял  глаза, словно опасаясь, что человек в  черном  может
материализоваться   из  своего  одинокого   следа.   Стрелок
потрепал мальчика по плечу и указал вперед:

     --- Пойдем. День уже на исходе.

     Позже, в последних лучах заходящего солнца, они разбили
лагерь  на  плоском  каменном выступе  к  северо-востоку  от
разлома,  уходящего в самое сердце гор. Заметно  похолодало.
Дыхание  их вырывалось изо рта облачками пара, и  в  алых  с
малиновым  отблесках  уходящего  дня  мокрый  кашель   грома
казался каким-то даже нереальным и немного безумным.

     Стрелок ждал, что мальчик начнет задавать вопросы, но тот
ничего   не  спросил.  Джейк  почти  сразу  уснул.   Стрелок
последовал  его  примеру. Ему снова  приснилось  то  мрачное
место   ---   темное   подземелье,  и  Джейк,   похожий   на
алебастрового  святого,  со  лбом,  пробитым   гвоздем.   Он
проснулся,  судорожно  хватая ртом  воздух,  и  инстинктивно
потянулся за костью-челюстью, которой не было больше,  потом
потянулся, ожидая ощутить под рукою траву древней  рощи,  но
вместо  травы  ощутил голый камень, а в легких ---  холодный
разряженный воздух высот. Рядом с ним Джейк спал, но сон его
был  беспокойным:  он  ворочался  и  бормотал  неразборчивые
слова,   отгоняя,  наверное,  своих  собственных  призраков.
стрелок перевернулся на другой бок и снова уснул.

     А еще через неделю они добрались до конца первоначальной
фазы  долгого пути: так для стрелка завершился этот  длинный
пролог,  растянувшийся на двенадцать лет. Для него  все  это
началось  с  окончательной  гибели  его  родных  мест  и  со
сведения троих воедино, для Джейка --- с его странной смерти
в  том,  другом  мире. А для стрелка смерть была  еще  более
странной: она обернулась нескончаемою погоней за человеком в
черном  в мире, где ни осталось ни карт, ни памяти. Катберт.
Все  остальные.  Их  больше  нет.  Никого  не  осталось:  ни
Рэндальфа,  ни  Жами  де  Курри, ни  Эйлин,  ни  Сьюзан,  ни
Мартена.  (Да,  его  все жы выволокли из  его  логова.  Была
перестрелка.  Но  даже  этот  плод  оказался  горьким.)  Они
уходили,   один   за   другим,   пока   от   старого   мира,
принадлежавшего им, не остались лишь трое: как три  страшных
карты  из страшной колоды Таро: стрелок, человек в черном  и
Темна Башня.

     Через неделю после того, как Джейк видел след на снегу, они
на мгновение столнулись лицом к лицу с человеком в черном. В
это   мгновение,  которое  растянулось  на  целую  вечность,
стрелку показалось, что сейчас он поймет тайный смысл  самой
Башни --- смысл, чреватый любой возможностью.

     Они  продолжали  держаться  юго-западного  направления:
прошли, наверное, уже полпути по исполинскому горному кряжу,
и  вот  когда в первый раз стало казаться, что под®ем грозит
сделаться   трудным  (прямо  над  ними  нависли  обледенелые
выступы  скал  и  острые  срезы гранита;  при  одном  только
взгляде    на    них   у   стрелка   начиналось   неприятное
головокружение),  путешественники набрели на  удобный  спуск
вдоль  стенки  узкой расщелины. Извилистая тропа  спускалась
загзагом по дну каньона, где в своей первозданной безбрежной
мощи бурлил ледяной поток, стекающий с необозримых вершин.

     В ото день, ближе к вечеру, мальчик вдруг остановился и
поглядел  на  стрелка,  который задержался  у  речки,  чтобы
ополоснуть лицо студеной водой.

     --- Я чувствую, он где-то рядом.

     --- Я тоже, --- сказал стрелок.

     Как   раз  перед  ними  высилось  неодолимое   с   виду
нагромождение  гранитных  глыб,  уходящее  в  бесконечность,
затянутую  облаками  --- последняя баррикада,  которую  горы
возвели  у  них  на пути. Стрелок так и ждал,  что  в  любое
мгновение  очередной  поворот  горной  речки  выведет  их  к
водопаду или к отвесной и гладной стене гранита --- в тупик.
Но  здешний  воздух  обладал  этим  странным  увеличительным
свойством, присущим любому высокогорью, и прошел  еще  день,
прежде чем они с мальчиком добрались до стены громоздящегося
гранита.

     И   снова   стрелка  захватило  уже  знакомое  пугающее
ощущение:  ожидание, предвкушение --- как бывает,  когда  ты
уверен, что то, за чем ты так долго гнался, наконец у тебя в
руках. Он еле сдержал себя, чтобы не пуститься бегом.

     ---  Постойте!  --- Мальчик внезапно  остановился.  Они
замерли  у  крутого изгиба ручья. Поток пенился и  скипал  в
своей   неизбывной   энергии,   обтекая   громадный   выступ
выветренного песчаника. Каньон постепенно сужался. Все  утро
они шли в тени гор.

     Джейка била неудержимая дрожь. Он весь побледнел.

     --- В чем дело?

     --- Пойдемте обратно, --- прошептал Джейк. --- Пойдемте
обратно. Быстрее.

     Лицо стрелка как будто окаменело.

     --- Пожалуйста? --- Лицо парнишки осунулось. Он с такой
силою  стиснул  зубы,  подавляя крик боли,  что  его  нижняя
челюсть дрожала от напрядения. Сквозь тяжелый занавес камней
до  них по-прежнему доносились раскаты грома --- размеренные
и  монотонные,  точно  гул механизмов, скрытых  глубоко  под
землей.   Тоненькая  полоска  неба,  еще   не   загороженная
гранитными стенами сузисшегося ущелья, тоже вобрала  в  себя
этот  готический  серый  оттенок.  Серое  небо  зыбилось   и
подрагивало  в  противоборстве холодных и  теплых  воздушных
потоков.

     --- Пожалуйста, пожалуйста!

     Мальчик поднял кулак, как будто хотел ударить стрелка.

     --- Нет.

     Мальчик изумленно взглянул на него.

     --- Вы хотите убить меня? Он убил меня в первый раз,  а
теперь вы тоже хотите убить меня!

     Стрелок почувствовал у себя на губах вкус лжи и все-таки
произнес ее:

     --- Все с тобой будет в порядке.

     И еще одну ложь:

     --- Я позабочусь об этом.

     Лицо у Джейка вдруг стало серым, и больше он ничего  не
сказал.  Нехотя он протянул стрелку руку, и, обогнув  вместе
изгиб ручья, они вышли к последней отвесной стене гранита  и
столкнулись лицом к лицу с человеком в черном.

     Он стоял не более чем в двадцати футах над ними, справа
от  водопада,  который с грохотом ниспадал из  громадной,  с
зазубренными  краями  дыры в скале. Невидимый  ветер  трепал
полы  его  черного былыхона. В одной руке он  держал  посох,
вторую  вскинул  над  головою  в  пародийном  приветственном
жесте.  Застывший на каменном выступе под этим подрагивающим
серым небом, он был похож на пророка --- пророка погибели, а
голос его был как глас Иеремии:

     ---  Стрелок!  Ты,  я  смотрю,  в  точности  исполняешь
древние предсказания! День добрый, день добрый, день добрый!
---  Он рассмеялся, и смех его прокатился по скалам гремящим
эхом, перекрыв даже рев водопада.

     Не раздумывая, стрелок вытащил револьверы. Это случилось
так быстро, что даже внутреннее реле, управляющее движениями
его  тела,  кажется, не успело сработать. У него за  спиною,
чуть справа, мальчик с®ежился испуганной маленькой тенью.

     Только после третьего выстрела Роланду удалось овладеть
своими   предательскими  руками.  Эхо  отскочило   бронзовым
рикошетом  от камня скал, что громоздились вокруг. Перекрыло
свист ветра и рев воды.

     Осколки гранита брызнули над головой человека в черном; вторая
пуля  ударила слева, третья --- справа. Стрелок  промахнулся
трижды.

     Человек в черном рассмеялся. Громким, искренним смехом,
который, казалось, бросает дерзкий вызов замирающим отзвукам
выстрелов.

     --- Ты ищешь ответы, стрелок? Думаешь, их найти так  же
просто, как выпустить пулю?

     --- Спускайся, --- сказал стрелок. --- Ответы есть.

     И снова смех, иронический, громкий.

     ---  Я  не  боюсь твоих пуль, Роланд. Меня пугает  твоя
одержимость найти ответы.

     --- Спускайся.

     ---  На той стороне, стрелок. На той стороне мы с тобою
поговорим. Долго-долго.

     Взглянув на Джейка, человек в черном добавил:

     --- Только мы. Ты и я. Вдвоем.

     Джейк отшатнулся, издав тихий жалобный всхлип. Человек в
черном  рывком  отвернулся --- его плащ взветнулся  в  сером
свете, точно крылья летучей мыши --- и скрылся в расщелине в
скале,  откуда  могучей  струей низвергалась  вода.  Стрелок
проявил непреклонную силу воли и пулю вслед ему не послал --
- думаешь, что ответы найти так же просто, как послать пулю,
стрелок?

     Остался только свист ветра и рев воды --- звуки, которые
разносились  по  этим  скорбным и одиноким  скалам  вот  уже
тысячу  лет.  И все-таки человек в черном был  рядом.  После
всех этих двенадцати лет Роланд увидел его вблизи, поговорил
с ним. И человек в черном над ним посмеялся.

     На той стороне мы с тобой поговорим. Долго-долго.

     Мальчик  смотрел  на  него тупым и  смиренным  взглядом
перепуганной  овцы.  Его била дрожь.  На  мгновение  стрелку
представилось даже, что на месте лица парнишки возникло лицо
Элис,  той  женщины из Талла со шрамом на лбу,  проступающим
точно   немое,  безгласное  обвинение.  Его  вдруг  охватила
животная ненависть к ним обоим(и только потом, много  позже,
его  осенило, что шрам у Элис на лбу располагался  точно  на
том  же  месте, где и гвоздь, пронзавший лоб  Джейка  в  его
кошмарах). Джейк как будто прочел его мысли или, может быть,
уловил только общее настроение стрелка, и с его губ сорвался
тяжелый  стон.  Сорвался и тут же замер.  Мальчуган  скривил
губы  и  не сказал больше ни слова. У него есть все  задатки
для  того, чтобы стать настоящим мужчиной, может быть  даже,
стрелком --- по праву. Если только ему дадут вырасти.

     Только мы. Ты и я. Вдвоем.

     Стрелок вдруг почувствовал жгучую жажду, великую и нечестивую
жажду,  угнездившуюся  в неизведанных безднах  тела,  жажду,
которую  не  утолит  никакое вино. Миры содрогались  совсем-
совсем рядом, и стрелок инстинктивно пытался бороться с этою
порчей,  раз®едающей его душу, холодным  умом  понимая,  что
борьба эта напрасна и всегда будет напрасной.

     Был  полдень.  Стрелок запрокинул голову, чтобы  хмурый
неверный свет дня упал ему на лицо, в последний раз поглощая
суровым   своим  сиянием  умирающее  уязвимое   солнце   его
добродетели. Серебром за такое уже не расплатишься,  подумал
он. Цена всякого зла --- необходимого или быссмысленного ---
всегда чья-то плоть.

     ---  Можешь  пойти  со  мной или остаться,  ---  сказал
стрелок.

     Мальчик лишь молча глядел на него. И в это последнее роковое
мгновение разрыва с былыми моральными принципами он перестал
быть  для  стрелка  Джейком  и  стал  просто  мальчиком  ---
безликой   пешкой,   которую,  когда  будет   нужно,   можно
передвинуть и можно использовать.

     Что-то вскрикнуло в обдуваемом ветром безмолвии. Они оба
слышали, стрелок и мальчик.

     Стрелок первым пошел вперед. Через секунду Джейк двинулся
следом.  Вместе  они поднялись на скошенную  скалу  рядом  с
холодной струей водопада, постояли на каменном выступе,  где
до  этого  стоял человек в черном, и вместе вошли в  пролом,
где он скрылся. Их поглотила тьма.

         * НЕДОУМКИ-МУТАНТЫ * 

     В    накатывающих    и   отступающих    наплывах    сна
стрелокговорил, обращаясь к мальчику.

     -  Нас  было трое: Катберт, Жами и я. Вообще-то нам  не
полагалось  там находиться, ведь мы еще, как  говорится,  не
вышли из детского возраста. Если бы нас там поймали, Корт бы
нас  выпорол от души. Но нас не поймали. Я так думаю, что  и
до нас никто не попадался. Ну, как иной раз мальчишки тайком
примеряют отцовские штаны: повертятся в них перед зеркалом и
повесят обратно. Вот так же и здесь. Отец делает вид,  будто
он не замечает что штаны его висят не том месте, а под носом
у сына следы от усов, намалеванных ваксой. Ты понимаешь, что
я имею в виду?

     Мальчик молчал. Он не промолвил ни слова с тех пор, как они
углубились  в  расщелину,  оставив солнечный  свет  снаружи.
стрелок  же,  наоборот, говорил не умолкая ---  горячечно  и
возбужденно, --- чтобы заполнить молчание. Вступив  во  тьму
под  горами  он ни разу не оглянулся на свет. А вот  мальчик
оглядывался  постоянно.  В  мягком  зеркале  щек   парнишки,
стрелок читал, как угасает день: вот они нежно розовые,  вот
--- молочно прозрачные, вот --- как бледное серебро, вот ---
как  последние отблески вечерних сумерек, а вот --- темнота,
ничего. Стрелок зажег факел, и они двинулись дальше.

     Теперь они остановились. Разбили лагерь. Даже эхо шагов
человека в черном не доносилось до них. Быть может, он  тоже
остановился, Или, может быть, так и несся вперед без ходовых
огней по чертогам, залитым вечной ночью.

     ---  Это все происходило один раз в году, --- продолжал
стрелок.  --- В Большом Зале. Мы называли его Залом Предков.
но это был просто Большой Зал.

     Было слышно, как где-то о камень бьют капли воды.

     ---   Придворная   церемония.   Ритуал,   ---   стрелок
неодобрительно хохотнул, и бездушные камни отозвались гулким
эхом,  превращая  звук смеха в этакий мерзкий  хрип.  ---  В
стародавние времена, как написано в книгах, это был праздник
прихода весны. Но, знаешь ли, цивилизация...

     Он умолк, не зная, как описать суть изменений, стоящих за
этим механизированным, мертвым словом: гибель романтики и ее
выхолощенное  плотское  подобие,  существующее   только   на
искусственном   дыхании  блеска  и  ритуала;   геометрически
выверенные  па придворных, выступающих в танце на пасхальном
балу  в  Главном  Зале --- танце, заменившем собою  безумную
пляску  любви, дух которой теперьтолько смутно угадывался  в
этих  чопорных  фигурах. Пустое великолепие  вместо  простой
всеоб®емлющей страсти, что очищала когда-то людские души.

     ---   Они   сотворили  из  этого  что-то   испорченное,
нездоровое, --- продолжал стрелок. --- Представление.  Игру.
--- В его голосе явственно прозвучало безотчетное отвращение
аскета.  И  будь  там больше света, было бы  видно,  как  он
изменился в лице. Оно стало горестным и суровым, но сила его
естества  не  ослабла,  не дрогнула. Хронический  недостаток
воображени,  который  по-прежнему  выдавало  его  лицо,  был
просто-напросто неподражаем.

     --- Но этот бал, --- выдохнул он. --- Этот бал...

     Мальчик молчал.

     ---  Там  было  пять  люстр. Из  прозрачного  хрусталя.
толстое  стекло  и  электрический свет. Казалось,  весь  зал
состоит из света. Он был точно остров света.

     ---  Мы  прокрались на старый балкон на балюстраде.  Из
тех,   которые   считались  небезопасными.   Но   были   еще
мальчишками.  Мы  пробрались на самый  верх.  Надо  всем.  И
смотрели на все сверху вниз. Я даже не помню, чтобы  мы  там
болтали друг с другом. Мы просто смотрели --- чесами.

     Там стоял большой каменный стол, за которым сидели стрелки
и  их  женщины.  Сидели и наблюдали за танцами.  Кое-кто  из
стрелков  танцевал,  но таких было немного  и  только  самые
молодые. Остальные же просто сидели, и мне казалось, что  во
всем этом ярком свете, в этом цивилизованном свете, они себя
чувствуют неуютно. Их глубоко уважали, их даже боялись.  Они
были  стражами и хранителями. Но в этой толпе вельмож  и  их
утонченных дам они выглядели точно конюхи...

     Там  было  еще  четыре стола --- четыре круглых  стола6
уставленных  яствами. Они вращались. Поварята сновали  туда-
сюда  с  семи  вечера  до трех ночи.  Столы  вращались,  как
стрелки  часов,  и  даже  до  нас доходили  запахи:  жареной
свинины, говядины и омаров, цыплят и печеных яблок. Там было
мороженое и конфеты. И громадные вертела с мясом.

     Мартен сидел рядом с моими родителями. Я их узнал даже с
такой  высоты.  Один  раз они танцевали.  Мама  с  Мартеном.
Медленно так кружились. И все расступились, чтобы освободить
им  место,  а  когда танец закончился, все им  рукоплескали.
Срелки, правда, не хлопали, но отец медленно поднялся  из-за
стола и протянул маме руки. А она подошла к нему, улыбаясь.

     Да, малыш, это было мгновение перехода. Время --- такое
же,  каким  оно  должно  быть  в  самой  Башне,  когда  вещи
сближаются, соединяются и обретают силу во времени.  У  отца
была  власть.  Его признали и отличили среди прочих.  Мартен
был  из тех, кто признает власть за кем-то. Отец --- из тех,
кто  действует. А жена его, моя мать, подошла  к  нему,  как
связующее звено между ними. А потом изменила.

     Мой отец был последним из правителей света.

     Стрелок опустил глаза и уставился на свои руки. Мальчик
молчал, только лицо его стало задумчивым.

     ---  Я  помню,  как они танцевали, --- тихо  проговорил
стрелок.  ---  Моя мать и колдун Мартен. Я  помню,  как  они
танцевали,  то  подступая близко-близко  друг  к  другу,  то
расходясь в старинном придворном танце.

     Он поглядел на парнишку и улыбнулся.

     --- Но это еще ничего не значило, понимаешь? Ибо власть
шла  путями, неведовыми никому. Пути ее неисповедимы, их  не
знает  никто,  но зато все понимают. И мать моя принадлежала
всецело   тому,   кто  обладал  этой  властью   и   мог   ею
распоряжаться.  Разве нет? Ведь она подошла  к  нему,  когда
танец  закончился,  верно? И взяла его за  руку?  И  все  им
рукоплескали:   весь  этот  зал,  эти  смазли