ир  послушает..."  Вот пришел я в Киев,  двинул  сразу  в
палаты  княжеские,  прошел во гридни столовые, глядь, князь  со
свитой своей пир пирует. Крест я клал по писанному, да кланялся
и Владимиру, и Василисе-княжне, и боярам, и богатырям...
     - Вот это я  уже помню! -  обрадовался Добрыня, -  как  ты
Владимира под  орех  разделал. Дозволь дальше мне рассказывать,
со стороны-то виднее.
     - Рассказ этот ноша мне  тяжкая,  - молвил Илья Муромец, -
не пристало богатырю ношу с плеч перекладывать.
     Он замолчал,  и  возникшая  пауза была довольно тягостной.
Наконец, он вновь нарушил ее:
     - Позднее  я  узнал, что,  выслушав  Алену,  князь  к  ней
сжалился и меня наказать обещался. А саму ее, красну девицу, за
попа Гапона сосватать...
     - А это еще кто? - спросил Иван.
     - Не знаешь? - удивился Боян, - ничего, узнаешь еще.
     - Гапон -  это  Владимиров  главный  советник,  -  пояснил
Добрыня. - Ежели  Алена за попа  выйдет, второй дамой  на  Руси
станет,  после  Василисы.  Но  сам  поп  -  прохиндей  тот еще.
Владимир ему верит, а мы, богатыри, закваску в нем вражью чуем.
Да доказательств нету.
     - Как вошел я в княжескую  гридню  столовую,  -  продолжал
Илья,  -  встретил  меня  Владимир неласково. "Это кто  еще,  -
говорит,  - к  нам  пожаловал, словно пес  пешком,  не на  коне
лихом?  Посадите-ка  его  на  конец  стола,  там, где нищие  да
убогие..." А рядом  с  князем попик  сидит.  Тот так надо  мной
насмехается: "То, видать, к нам Илюшка пожаловал, что не знает,
как к девице свататься,  не  срубив головы ее батюшке". Осерчал
я, понятно, за стол садиться не стал, только чемоданчик свой на
него кинул да и вон пошел...
     - Ой,  погоди,  Илья, - снова влез Добрыня, язык  которого
слегка заплетался, -  дай я хоть  расскажу, что у  князя  потом
было, ты же не видел. Когда ты вышел, да дверью  хлопнул, стены
в тереме треснули да  покосилися.  Чемоданчик мы открыли, там -
голова соловьева. Потом прибегает стражник: "Князь, - кричит, -
Илья  Муромец  с крыши твоей все золотые  маковки  посбивал,  а
теперь в кабаке сидит, пропивает их. И всю голь киевскую поит."
Рассердился князь, послал  семерых  богатырей Илью сковать да к
нему прислать. Не  вернулись те богатыри, споил их Илья. Послал
трижды по семь, и те не вернулися. Видит князь, вся дружина его
так переведется. Говорит:  "Видно  спутал я Илью-богатыря с кем
другим еще.  Кто тут храбрый  есть? Вы найдите его, да скажите,
что  приму  его  с  великими  почестями."  Тут мы  с  Алешей  и
вызвались. Ох, и погудели!
     - Да-а,   -   протянул   Алеша,   жмурясь   от   приятного
воспоминания, -  пока все маковки золотые  с Ильей на  троих не
пропили,  из  кабака  не  вылазили.  Потом   явились  втроем  к
Владимиру да  и говорим: "Прими,  князь, Илью в дружину, мы ему
даем  свою  богатырскую рекомендацию. А не примешь,  мы  с  ним
вместе по  Киеву пойдем да камешка  на камешке не  оставим". Ну
куда ему деваться было? Принял?
     - А  Алена-то  как?  -  поинтересовался  Иван,   несколько
обескураженный услышанным.
     - А  что  Алена?  -  горестно  тряхнул   головой  Илья,  -
похоронила она голову отцову как  положено,  да  так за Гапоном
сосватанная и осталась. Говорят и  свадьба  скоро.  Поймал я ее
как-то в княжеских сенях, зажал в угол, а она кричит: "Отстань,
видеть тебя, лиходея,  не  желаю! То  ли  дело Гапон -  мужчина
интеллигентный, грамотный..."  Отпустил  я  ее  с  богом, пусть
живет. А все Владимир, пес, приказал бы ей, пошла б за меня.
     - Ох, как прав  ты! - воскликнул  Алеша в сердцах,  -  пес
поганый  наш  князь!  Гапону-то  в  рот   заглядывает,  а  нам,
богатырям, уж третий месяц жалования не повышает!
     - Не ему, собаке, мы служим, - внезапно зарыдав, поддержал
друзей Добрыня, - а земле русской! - сказал  и принялся ладонью
размазывать по лицу слезы и сопли.
     Иван беспокойно  огляделся.  Хоть  опыт  его  жизненный  и
невелик был,  а все же  чувствовал он, что речи подобные добром
не кончатся. Нужно было как-то сменить тему. И он заговорил про
то, чем сейчас его головушка более всего занята была:
     - Ну, Илья, твоя  история  - нетипичная. Не обязательно же
так бывает! Вот у меня возлюбленная, она и лицом красна, и умом
ясна.  И  никогда она мне поперечь  не  пойдет. - Тут хмель  да
желание   покрасоваться   пересилили  иванову   правдивость,  и
хвастовство его перешло в откровенное вранье: - Да  я ей только
шепну: "В койку, Маша", она уж там, одно слово - искусница!
     Богатыри довольно  заржали,  а  Боян,  ткнув  Ивана в бок,
зашипел ему в ухо:
     - Ты че, дурак, обалдел? Здесь ведь муж ее - Черномор.
     - Где?! - испугался Иван.
     - Да прямо за тобой сидит.
     Не удержавшись,  Иван  обернулся.  Но  место  на скамье за
соседним столом пустовало.
     - Нету там никого, - сказал он  с  облегчением.  Глянул  и
Боян.
     - Только что тут  был, а теперь  и след простыл.  Ну,  жди
Иван неприятностей...
     Но не придал Иван словам  этим  особого  значения, так как
Добрыня и  Алеша  принялись  тем  временем  рассказывать и свои
увлекательные   истории.  Подумал   только:   небось   Черномор
давным-давно из кабака ушел. Подумал и успокоился.
     А зря.  Потому что на  самом-то деле все слышал Черномор и
теперь, сжигаемый  ревностью,  мчался  он  в  палаты княжеские,
лелея в душе нехитрый план мести.
     Бежал Черномор  дорогой  не  окольною,  а  прямиком  через
джунгли, пугая обезьян и попугаев. Вот и палаты.
     Князя  он  застал в  тронном  зале  за  игрой  в  домино с
Гапоном. Видно Владимиру в игре  не  везло, так как сидел он  в
одних кальсонах да  в  короне, а  его  сапоги, мантия и  прочие
одежды кучкой лежали возле Гапона.
     - Не  вели   казнить,   вели  слово  молвить!  -  вскричал
Черномор, кланяясь.
     - Ни минуты  спокойной!  -  возмутился  князь,  не отрывая
взгляда  от  стола. -  Поиграть  не  дадут!  Может  все  ж таки
повелеть  казнить,  а  не  слово  молвить,  а?  -  но  тут  же,
выговорившись, смягчился:  -  Ладно,  давай,  выкладывай.  -  И
обернулся к Черномору.
     Гапон, пользуясь  тем,  что  Владимир не смотрит, принялся
подменивать костяшки.
     - Три твоих богатыря да дурак с ними сидят сейчас в кабаке
да тебя, Красно Солнышко, хают принародно.
     - Вот же  мерзавцы! - возмутился князь.  - И как  они меня
хают?
     - "Не собаке князю мы служим, - говорят, -  а служим земле
русской".
     - Про землю русскую  -  это хорошо, - заметил справедливый
князь. - А вот про собаку - не хорошо. - Гапон, - повернулся он
к попу, и тот мигом отдернул  руки от фишек, - чего делать-то с
безобразниками будем? Воспитывать?
     - Поздно, - заявил Гапон злобно, -  воспитывать надо было,
когда  они  на  лавку  поперек ложились. Теперича  только  одно
поможет: головы поотрубать.
     - И то верно, - согласился князь, - мудрый ты у меня, - он
ласково потрепал Гапона по щеке, - они мне и самому  как бельмо
на глазу. Только водку  жрут  да похваляются, а толку никакого.
Но как их взять-то, ежели они втроем по силе всей  моей дружины
стоят. Только угроблю ее бестолку.
     - Ну, это просто, - ухмыльнулся Гапон, - они как напьются,
куда идут?
     - Ко мне, - ответил князь, - явятся, на  ногах чуть стоят,
"хотим,  -   говорят,   -  подвиг  совершить,  прикажи,  князь,
чего-нибудь!"
     - Ну   вот,   давай  подождем.  Как  явятся,  тут  мы   их
тепленькими и покоцаем с дураком ихним вместе.
     - Точно! - обрадовался князь, - а пока сыграем?
     - Сыграем, сыграем, - закивал Гапон, - больно мне кальсоны
твои глянутся. И корона.
     - На корону не зарься, она казенная!
     Черномор нерешительно кашлянул. Князь и Гапон  повернулись
к нему.
     - Чего тебе еще? - спросил Владимир, - ступай.
     - А может головы-то  рубить не надо, а? - спросил Черномор
слегка  напуганный   результатами   своего   навета.   -  Да  и
богатыри-то тут ни при чем, главное - Иван...
     - Ступай, ступай, - повторил князь, - сами разберемся. - И
вновь повернулся к домино. - Елки палки! Все что ли уже?!
     - Все, - скромно подтвердил Гапон. Разоблачайся, княже.
     Понурившись, дядька  Черномор  медленно  двинулся прочь. В
сенях, зажав под мышкой княжеские кальсоны, его догнал Гапон.
     - Эй, Черномор, дело есть!
     - Какие у нас с тобой дела могут быть, собака поповская?
     - Ну, кто  собака, это мы с тобой потом  обсудим. Ты вот о
чем подумай. Трех богатырей сейчас казнят, так?
     - Так, - тяжело вздохнув, признал Черномор.
     - А без них дружина княжеская - тьфу, верно?
     - Верно.
     - Теперь  представь,  что как раз в этот  момент  на  Киев
печенеги нападут.
     - И представить-то боязно.
     - А ты не страшись. Ежели ты  со  своими  тридцатью  тремя
богатырями  за   печенегов  выступишь,  быть  тебе  у  ханского
наместника воеводою!
     - Да ты что?! - вз®ярился Черномор, - да я тебя сейчас!..
     - Только тронь,  - пригрозил Гапон,  - в миг голова с плеч
слетит.
     - А я сейчас Владимиру про твои речи расскажу.
     - Поверит он тебе! Мне он поверит, а не тебе!
     - И  то  правда, - снова вздохнув, согласился Черномор,  -
что же делать-то?
     - А ты  иди  домой  да  подумай  хорошенько, - посоветовал
Гапон, - ванну прими, тебе в воде лучше думается, так ведь?
     - Так, - сокрушенно подтвердил Черномор.
     - Ну тогда адью, до встречи, - помахал ему Гапон ручкой, -
как надумаешь чего, сообщи, - и поп вприпрыжку помчался обратно
в тронный зал.


        4. АЛЕША НЕ ЖЕЛАЕТ БЫТЬ РЕШКОЙ

     Но вернемся к  нашему герою и его доблестным друзьям. Пока
у князя Владимира плелись дворцовые интриги, много пива, зелена
вина да водочки утекло в утробы богатырские.
     Усилиями Ивана беседа за столом двинулась в ином русле. Да
и трудно разве русского мужика склонить к разговору о женщинах.
     - А вот у  меня тоже история, - нетрезво ухмыляясь, заявил
Алеша Попович.
     - И у меня, - ревниво перебил его Добрыня.
     - Нет уж, я первый, - заупрямился Алеша.
     Добрыня схватился за меч:
     - Давай-ка, любезный, силушкой померимся, чья возьмет, тот
и первый.
     - Стойте, стойте,  -  принялся  утихомиривать  их  Иван, -
пусть  ка  Бог вас на правду  выведет,  - и, достав из  кармана
двугривенный,  предложил:  -  Орел  -  будет  Алеша, а решка  -
Добрыня.
     - Почему это Алеша - орел,  а  я - какая-то там решка?!  -
возмутился Добрыня.
     - А потому! - ехидно хихикнул Алеша.
     - Ну, давайте наоборот, - торопливо предложил Иван.
     - Но-но, - на этот раз схватился за меч Алеша.
     Иван понял, что попал в щекотливое положение, и не сносить
бы ему головы, не вмешайся в беседу Боян:
     - Полно ссориться  вам,  добры  молодцы.  Лучше чарки свои
богатырские вы наполните-ка  зеленым  вином, да испейте их друг
за друженьку. Да за Русь нашу - милу матушку.
     - Дело Баян говорит, - поддержал сказителя Илья Муромец, -
давайте вмажем, чем меж собой собачиться.
     Иван расслабился. Выпили.
     - А все-таки  интересно  было  бы мне рассказы богатырские
послушать, - заметил дурак.
     - А давайте-ка я расскажу о вас, - предложил  Боян, - ведь
давно уже все ваши подвиги превратились в преданья былинные.
     - Да чего ты расскажешь? - презрительно сморщился Алеша, и
стало заметно,  что он уже не вяжет  лыка, -  вы ж, бояны,  все
переделали, все приукрасили.
     - А, пусть рассказывает,  -  махнул рукой Добрыня и угодил
ладонью в чашку маринованных кокосов, - а мы поправлять будем.
     - Ладно, ври, - разрешил Алеша.
     Боян  проворно  выставил  перед  собой  гусли,  ударив  по
струнам  извлек  из  недр  инструмента  немелодичный  аккорд  и
вдохновенно заголосил:
     - Из славного Ростова, красна города, шел  Алеша, что попа
сын соборного! Не за славою он  шел, не за золотом, а на службу
он шел ко Владимиру!..
     Алеша вдруг разрыдался и  упал  лицом в тарелку с печеными
устрицами, причитая:
     - Не за славой, точно, не за золотом. - И затих.
     Воодушевленный успехом Баян заголосил дальше:

     Вот сидит он за столом у Владимира,
     А за тем же столом - Тугарин Змеевич.
     Он по целой ковриге мечет за щеку,
     Да по целому ведру питья медвяного.

     Указал на Тугарина Алеша-млад
     Да и молвил он князю Владимиру:
     "Ой, нечестно твой Змеевич пьет да ест,
     Как болван, дурачина нетесаный.

     Как возьму я за шкирку Тугарина,
     Да под гору высокую выброшу!
     Почернел тут Тугарин, что ночь зимой,
     Да с Алешей пошел в чисто полюшко.

     Там ему богатырь во честном бою
     И оттяпал поганую голову.

     Тут  Алеша  перебил  Бояна, подняв перемазанное  устричным
соусом лицо:
     - Говорил я, врать будешь, так и есть, не удержался.
     - Зато красиво, - заступился за Бояна Добрыня.
     - А на хрена она мне, красота эта?! - продолжал кипятиться
Алеша и передразнил: "Там ему богатырь во честном бою..." Да во
честном-то бою меня бы Тугарин мизинцем левым придавил. Обманом
я его взял, самым что  ни  на есть подлым. Аж поныне  совестно.
Вышли  мы в чистое  поле,  я  и  говорю: "Что  ж  ты,  Тугарин,
брешешь: говорил,  что один на  один будем биться, а сам войско
за собой привел?" Обернулся Тугарин округ себя, тут-то голову я
и отсек ему.
     Ивану за Алешу стало стыдно.
     - Не, Попович, - гнул свою линию  Добрыня,  -  у  Бояна-то
красивше будет. Давай, дед, ври дальше.
     - Это он по скромности своей, - пояснил Боян реакцию Алеши
и  вновь  ударил по струнам, - потому  как  Алеша  Попович-млад
своей доблестью честной прославился,  ведь  не зря ж он покинул
свой дом родной и семью, и жену раскрасавицу...
     Вновь встрепенувшись, Алеша заорал:
     - Да  кончай  ты  врать-то,  уши  вянут.  В  гробу  я твою
доблесть видел! Я как раз от  жены-то в Киев и сбежал! Она же у
меня - царевна-лягушка.
     - А, эту историю я тоже знаю, - обрадовался  Боян, - очень
романтическая история...
     Но  продолжить   Алеша   не  дал.  В  пароксизме  хмельной
искренности он заявил:
     - И это тоже вранье.  По  правде-то так дело обстоит: днем
она  баба  как баба,  очень  даже симпатичная,  а  вот ночью  -
лягушка! Надоело мне это до смерти, вот в Киев и подался. Лучше
службу служить, чем с лягушкою жить.
     Иван растерянно переводил взгляд с Алеши на Бояна, не зная
кому  из  них верить, чему отдать предпочтение  -  красоте  или
правде.
     - Ох ты горе горькое, - взвыл тут Алеша,  - разбередил ты,
гад, душу мне! Как вспомню жизнь свою, так тошно становится! Не
сыпь мне  соль на рану, дед,  хватит! Расскажи-ка лучше  о себе
ты,  Добрынюшка.  Мы-то с Ильей и  так  все знаем, а вот  Ване,
добру молодцу, в новинку да в урок будет.
     Добрыня, с трудом приподняв голову, согласился:
     - Будь по-твоему, Алеша. Слушай Ванечка. Расскажу-ка  тебе
я о том сейчас, как со змеем поганым в честном бою я племянницу
князеву вызволил - красну девку Забаву Путятишну.
     Изрядно  пьяный  Боян, не остывший от распри  с  Алешей  и
преисполненный духа противоречия, перебил его:
     - "В честном бою..." Да все  ж  знают, что вы с тем  змеем
уговор  держали  друг на  друга  не нападать.  Он  и не  ожидал
ничего, когда ты в чертоги его ворвался.
     Добрыня покраснел как  рак,  свирепо глянул на сказителя и
молвил:
     - В честном  ли бою, не в  честном ли, а  Забаву Путятишну
вызволил.
     - Еще б тебе ее не вызволить, когда втюрился в нее по уши.
Только было сватов  прислал,  как змей ее из  под  носа и увел.
Между прочим, с ее же согласия.
     Вокруг раздались  смешки.  Иван  огляделся. Все посетители
кабака промеж  собой  вовсе  не  разговаривали,  а  внимательно
прислушивались к беседе за их столом.
     Добрыня, вновь многозначительно взявшись за рукоять  меча,
произнес с расстановкой:
     - А уверен ли ты, Боян в словах своих?
     - А чего же мне неуверенным быть?  -  вопросом  на  вопрос
ответил тот,  не заметив угрожающего жеста, - аль  не я в твоих
сватах ходил?
     - Чего  ж  Забава не  пошла  за меня,  как  ты думаешь?  -
спросил  Добрыня  ледяным тоном, явно Бояна провоцируя. А  тот,
как это порой  бывает  свойственно людям творческим, не заметил
подвоха и упивался своей осведомленностью:
     - А  чего   тут  думать-то?  Владимир  не  отдает.  Рылом,
говорит, ты, Добрынюшка не вышел...
     Вокруг вновь одобрительно загоготали.
     - Ну все, дед,  - побледнев, тихо сказал Добрыня Никитич и
стал медленно медленно подниматься со скамьи, - договорился ты.
     Тут лишь Боян очнулся от эйфории.
     - Добрыня, ты мне друг, но истина дороже, - пролепетал он,
осторожно сполз со скамьи и попятился к двери.
     - Врешь,  не  уйдешь!  -  вскричал  богатырь  и,  взмахнув
саблей, вскочил прямо на стол.
     Юрким  выхухолем  лесным  скользнул  Боян в дверь,  а  все
прочие  присутствующие  повскакали  с  мест и, кто  мечем,  кто
саблей острой, а  кто и булавой пудовой принялись размахивать в
воздухе, то и дело задевая соседей...
     Не долго думая,  Иван схоронился под стол. Под столом было
тихо и  уютно. "Так, - подумал  Иван, - пора  смываться. Однако
пойду-ка я  за Бояном прослежу.  Все-то этот дед знает. Ежели с
ним  дружбу  свести,  вскорости  я  всех  подноготных  киевских
знатоком стану. А  три богатыря уж так набрались, что, пожалуй,
моего исчезновения и не заметят..."
     С мыслью этой он  на  четвереньках пополз к выходу. Вокруг
хрустела мебель да  косточки  богатырские. Но внизу было вполне
безопасно.
     Выбравшись наружу в душную летнюю ночь, в свете звезд Иван
увидел  невдалеке  сутулую  фигуру улепетывавшего по  Муромской
дороге Бояна и кинулся за ним.


        5. ИВАН ВПЕРВЫЕ ВИДИТ ЗЕЛЕНОВОЛОСОГО ЧЕЛОВЕКА
        И ПРИНИМАЕТ УЧАСТИЕ В СОВЕЩАНИИ ВБО

     Иван бежал за Бояном резвым богатырским  шагом. Когда Боян
подозрительно  оглядывался,   дурак  делал  вид,  что  бежит  в
противоположную  сторону,  и  успокоенный певец продолжал  свой
путь. Скоро они добрались до придорожного камня, и Боян, мусоля
во рту палец, принялся громко читать надписи.
     - Налево пойдешь - в  болоте  пропадешь, прямо пойдешь - в
кабак попадешь,  направо  пойдешь  - к избе-читальне придешь...
Ага!
     Боян  побежал  направо,  и заинтригованный Иван  продолжил
преследование.  Вскоре   показалась  изба-читальня  -   большое
каменное строение,  из которого шел нестройный гул, напомнивший
Ивану трактир в день большого празднества.
     Боян  замедлил  шаг, пригладил  бороду  и  вошел  в  двери
дубовые. Иван шмыгнул следом.
     Огромное помещение, залитое светом десятка свечей,  гудело
как растревоженный муравейник. Повсюду  -  на лавках у стен, на
полу, на  кадках  с  березками  сидели  бояны. Некоторые лениво
перебирали  струны гуслей,  другие,  насупившись,  разглядывали
соседей, и почти  все  похлебывали медовуху из глиняных крынок.
Иван  разинул  рот  и  подумал:  "Матушка!   Все  бояны  вместе
собрались! А ежели, не  ровен  час, печенеги сюда нагрянут? Без
песен останемся!.."
     Твердо решив постоять на страже русской культуры, Иван сел
в уголок, положил булаву по правую руку, сабельку - по  левую и
стал ждать. Вначале бояны подозрительно косились на него, потом
кто-то хлопнул себя по лбу и громким шепотом сообщил:
     - Критик!
     Все тут же успокоились, потихоньку поставили на пол крынки
с медовухой и приняли благообразный вид. Вовремя, потому что на
центр зала неспешно  вышел  высокий моложавый мужчина с добрыми
глазами на суровом  лице.  Достав из-за пазухи маленькие гусли,
он призывно потренькал. Наступила тишина.
     - Ну  вот,  все  и  собрались,  -  негромко сказал боян  с
добрыми глазами.  - И хорошо. Скоро  начнем песни петь.  Рад я,
что никакая  распутица нам не помеха,  и даже набег  хазаров не
помешал приехать всем русским боянам. Дружба наша - залог песен
веселых.
     - А веселье на  Руси есть питие, - гнусавым голосом сказал
сидящий рядом с Иваном лысый боян.