Юлий Буркин, Сергей Лукьяненко. Остров Русь

                                            Ю. Буркин:
                                               - Другу и любимой -
                                                       Юлие Студенниковой.
                                            С. Лукьяненко:
                                               - Присоединяюсь...
                                            Ю. Буркин:
                                               - Не понял!

                                               "Народ свои песни шлифует в
                                            продолжении столетий и доводит
                                            до высшей степени искусства."
                                                                И.В.Сталин

                                            "Ты уймись, уймись, тоска,
                                            У меня в груди,
                                            Это только присказка,
                                            Сказка - впереди...
                                                               В. Высоцкий


        ПРОЛОГ. ТРИ ДАРА ОТЦА ИВАНУ-ДУРАКУ. БИТВА С ПОЛЕНЬЯМИ. КРАЖА

     Иван-дурак лежал  на загнетке и рассеянно перебирал руками
теплые угли. В избе было жарко, родители Ивана  не экономили на
дровах. Березовые поленья весело потрескивали в печи.
     Дверь со  скрипом  отворилась,  и  Иван-дурак  с  надеждой
встрепенулся.  Но  тут же, потеряв к вошедшему всякий  интерес,
снова опустил  голову.  Вошла  не  мать  - статная хлебосольная
баба, всегда  готовая  порадовать сына сахарным пряником. Вошел
отец - дородный мужчина лет пятидесяти, без малого косая сажень
росту,  бывший  киевский богатырь, а ныне - обедневший  помещик
Муромского уезда.
     - Исполать  тебе,  батько,  -  приветствовал  отца   Иван,
продолжая ковыряться в углях.
     Отец не  ответил.  Степенно  усевшись  на  корточки  перед
сыном, оглядел его и сказал удивленно:
     - Сколько лет-то тебе, сынок?
     Не  заподозрив   опасности,  Иван-дурак  стал   перебирать
черные, перепачканные золой пальцы.
     - Раз - тута я ходить начал,  да два - заговорил, да три -
бык соседский меня  боднул... десяток -  тута я во  первой  раз
печку  с  места   сдвинул...   дюжина  -  девки  дворовые  меня
приглядели... Осьмнадцать, батько!
     - Восемнадцать, - поморщился отец. - от цифры "восемь" сие
число происходит... Ну  да ладно, как  ни кличь, а  большой  ты
стал у меня.
     Иван-дурак  часто  закивал,  усаживаясь  возле  печки   на
корточки. Отец редко проявлял такое внимание к непутевому сыну,
и дурак был польщен.
     А отставной  богатырь  погладил  Ивана-дурака  по кудрям и
проникновенно произнес:
     - Накину я службу на тебя, Иванушка.  Заматерел ты, хватит
тебе  печь  пролеживать да пол просиживать. Поедешь к  славному
князю Владимиру, Русь от врагов беречь.
     - Батько! - пролепетал Иван. - Да ведь...
     - Силушкой  Бог  тебя не обидел, - продолжал тем  временем
отец, - весь в меня, не отпирайся, не даром так  же  - Иваном -
зовут! Чего головой  крутишь?! Нет силы?  А кто вчера  печь  по
избе двигал, местечко где не дует выискивал?! А потом еще мамке
врал, мол, тут она всегда и стояла!.. Эх!..
     Уличенный Иван-дурак опустил голову и жалобно произнес:
     - Глупый  я,   батько...   Не   счесть  толком,  не  буквы
растолковать... Ой, не надо! Некультурно поступаете, папа!
     Иван-отец тем  временем  извлек из-за печи две потрепанные
книжки. Одну большую с красными петухами на обложке и надписью:
"Аз, Буки, Веди". Другую поменьше,  с  заголовком:  "Как  вести
себя  богатырю  русскому,  или  Моральные  присказки,   стихами
составленные, из былин надерганные."
     - Думал,  не  заметил  я?  -  укоризненно  спросил  бывший
богатырь.  -  У  отца родного книжки  упер  и  врет  еще! Что в
"Моральных присказках" о вранье сказано?
     - Не должон богатырь врать родному батьке, брату-богатырю,
да князю Владимиру... - хмуро процитировал дурак.
     - А я те кто? Коль не забыл...
     - Батько...
     - Еще?!
     - Брат-богатырь.
     - Еще?!
     Иван поднял голову, поморгал и тихо спросил:
     - Неужели... князь Владимир?
     - Дурак! Я тебе еще батько-богатырь! Неужто забыл, как моя
хворостина порет?
     - Не забыл, батько, - нервно  потирая  ладони  о  суконные
штаны, признался Иван-дурак.
     - То-то, -  поднял  палец  отец. Затем откашлялся, почесал
затылок и сказал:  - Сын мой!  Сегодня поедешь ко  двору  князя
Владимира. Ни с кем не  водись,  окромя  братьев-богатырей,  да
Владимира Красно Солнышко. Приключений не ищи,  дурака они сами
найдут. Научил я  тебя булавой махать, так послужи теперь земле
Русской.  С  собою  могу  дать тебе лишь три  вещи:  пятнадцать
рублей серебром,  коня  знатного,  да  совет богатырский. Совет
такой: с размаху булава сильнее лупит.
     Иван-дурак покивал с благодарностью.
     - Напоследок прибавлю,  - продолжал Иван-отец, - при князе
Владимире найди Микулу Селяниновича. Когда-то мы с ним соседние
пашни пахали. Только пошел в Киев, на службу государеву, а  я -
в имение удалился...
     На  минуту   отставной  богатырь  задумался,   критическим
взглядом окидывая избу... Потом вздохнул и закончил:
     - Отдашь Микуле грамотку сию, да помочь  попросишь. "Так и
так, - скажешь, - хочу быть богатырем, как вы с папой..."
     И после слов этих вручил Иван-отец  сыну булаву фамильную,
нежно шлепнул по загривку и благословил.

     Долго ехал Иван в Киев-град.  Не  потому,  что дороги были
плохи, и не потому, что далек  был путь от Мурома до столицы. А
потому,  что   не  хотелось  дураку  появляться  перед  Микулой
Селяниновичем   безвестным   просителем.  Куда   лучше  прийти,
например, с отрубленной  головой  Змея Горыныча за плечами или,
на худой конец, с Соловьем-разбойником под  мышкой. Потому Иван
выбирал самые  кривые  дороги,  заглядывал  в  каждый трактир и
выспрашивал про местную нечисть.
     С нечистью на Руси было плохо. Богатырей в последнее время
развелось столько,  что  поголовье  Горынычей резко упало. Лишь
однажды  блеснул  Ивану  луч  надежды:  назвавшийся   Сусаниным
пожилой мужичок  пообещал  провести  его  к  самому логову Лиха
Одноглазого.  Иван   начистил   до   блеска  отцовскую  булаву,
быстренько перелистал  главу  "Лихо  -  не  беда" из "Моральных
присказок"  и  отправился в путь. Мужичок долго  водил  его  по
болотам,  потом  махнул рукой и признался, что сам  заблудился.
Иван в сердцах  отодрал мужика осиновым прутом, после чего стал
искать Лихо сам. Но наткнулся лишь на покосившуюся древнюю избу
с   выбитыми   окнами  и  выломанной  дверью.  На  стене   было
выцарапано: "Проверено. Лих нет. Богатырь Попович".
     Заночевав в  избушке,  Иван в самом тоскливом расположении
духа отправился  прямиком  до  Киева.  Деревушки  окрест дороги
становились все больше, выбор в  трактирах  все  богаче, и даже
деревенские  мужички  выглядели  порой  сытыми  и   довольными.
Молодые девки лукаво подмигивали статному и молодому дураку.
     Иван  несколько  приободрился. Что ж, пусть и не  довелось
ему прибыть в  Киев прославленным богатырем, ничего. Ведь и сам
Алеша Попович  не сумел найти лиха на дороге  из Мурома в Киев!
Все еще впереди!
     Так  думал  дурак, поглаживая висящую на поясе булаву.  И,
как ни странно, не ошибался.
     Ближе к вечеру пятого дня  заметил  он  на горизонте стены
Киева. За  ними  задорно  поблескивали золотые маковки церквей,
ветер доносил  колокольный  перезвон  и  вкусные  запахи.  Иван
облизнулся и пришпорил коня.
     Обгоняя подводы  с  хлебом  и неспешно бредущих буренушек,
иванов Гнедок  приблизился  к  воротам.  Широкие  ноздри  Ивана
трепетали,   жадно   втягивая   столичные  ароматы.  Вот   она,
Русь-матушка! Вот оно, сердце Руси, Киев-град!
     А вот и  заступнички  народные -  два  богатыря у ворот  с
булавами на поясах да в  железных  шлемах  на головах. Богатыри
выглядели  спокойными  и  довольными,  видать все было  тихо  и
хорошо на Руси.
     - Куда путь  держишь,  парень?  -  окликнул  Ивана один из
богатыре.
     Иван подтянулся и ответил как по писанному:
     - Людей посмотреть, себя показать!
     - А-а, в  богатыри...  -  сразу  утратив  интерес,  зевнул
дежурный. - Ну давай, давай, проезжай...
     Слегка задетый неласковым приемом Иван проехал  в ворота и
оказался  на  площади. Тут было шумно и  весело.  Вдоль  домов,
опасливо поглядывая на дежурных богатырей, стояли коробейники с
заморским товаром.  Сновали  юркие  воришки  и вальяжные девки.
Продавец медовых пряников зазывно выкрикивал:
     - Пряники, пряники! Один за грош, два  на копейку! Сладкая
парочка! Игра или дело, жуй пряник смело!
     Иван купил на копейку пряников и под®ехал к сборщику дани,
возле которого выстроилась небольшая  очередь  приезжих. Увидев
Ивана  мужички  расступились, и он гордо подошел  к  столу  без
очереди.
     - Цель приезда в стольный град? - буркнул сборщик, царапая
что-то палочкой на свежей бересте.
     - В богатыри, - наученный неудачей у ворот, ответил Иван.
     - Родственники в столице есть?
     - Нет.
     - Приглашение от Микулы Селяниновича?
     - Тоже нет, - растерялся Иван. -  Вот,  грамотка  к  нему,
разве что...
     - Неважно. Рупь.
     Иван подавился пряником и потянулся к булаве.
     - За что рупь-то?! Я на рупь корову могу купить!
     - За пользование  дорогами  стольными,  за право гостить в
стольном граде и на нужды князя Владимира и его богатырей.
     - А... -  успокоился Иван. -  Это значит, мне ж потом этот
рупь и вернется.
     - Ты что, дурак? - подняв глаза, спросил сборщик.
     - Иван-дурак, - гордо ответил  тот.  - Неужто весть до вас
дошла?
     - Дошла,  -  глядя  на  Ивана  честными  глазами,  ответил
сборщик. - За весть  - еще полтина. И не жалей, все  равно, как
станешь богатырем, все к тебе вернется.
     Успокоенный   Иван   отдал  рупь   с   полтиной,   получил
нацарапанное на бересте  разрешение проживать в Киеве три дня и
три  ночи,  после  чего  от®ехал в сторонку и  стал,  догрызать
пряник,  оглядывая   площадь.   И   тут  его  взгляд  приковала
удивительная картина.
     На площадь  в®езжала  печь.  Обыкновенная русская печь, из
высокой трубы которой  валил  дым. За печью привязанная крепкой
веревкой  тащилась  телега  на  половину  груженая   березовыми
дровами. Самым удивительным было  то,  что никаких колес у печи
не  было,  и двигалась она непонятно как. Телега,  поскрипывая,
тащилась за печью, обдирая боками ворота.
     Иван осенил  себя  крестным  знаменем  и  на всякий случай
под®ехал  поближе.  Быть  может   представится   случай  подвиг
совершить?
     Печь  в®ехала  на  центр  площади и остановилась.  С  печи
спрыгнул молодой парень в залатанных портках и красной рубахе и
принялся торопливо набирать с подводы охапку поленьев.
     Народ начал  хихикать.  Какой-то ребетенок запустил в печь
огрызком  яблока.  Толстощекий мужик, по виду - богатый  купец,
крикнул,
     - Что, твоя кобыла дрова жрет?
     - А на печенегов с таким конем не слабо пойти? - поддержал
купца один из дежурных богатырей.
     Печной наездник, не обращая внимания на насмешки, принялся
разводить в печи огонь. Иван потер затылок и, уловив настроение
толпы, тоже отпустил шутку:
     - Масть у твоей клячи странная!
     Парень  в  красной рубахе вновь вернулся к телеге,  выбрал
полено посучковатее и подошел к Ивану.
     - Емеля меня  зовут, - представился  он. - А ты кто такой,
охальник?
     Иван прикинул размер полена и, усмехнувшись, ответил:
     - Как  зовут  меня, тебе знать не велено.  А  коли  хочешь
узнать, как моя булава прозывается...
     Докончить он не успел. Емеля что-то шепнул себе  под нос и
запустил поленом в Ивана.
     С молодецким  посвистом  дурак  выхватил  булаву  и  огрел
летящее к нему полено. То отскочило на метр, повисело в воздухе
и снова бросилось к Ивану.
     "Нечистое дело", - догадался Иван и принялся лупить полено
что есть мочи.
     Народ потихоньку  разбегался.  А  возле  печи шла жестокая
сеча. От полена остались одни щепки, но Емеля  ловко выхватил с
телеги  другое,  а затем  -  все  новые  и  новые  порции дров,
запуская ими в Ивана. Вошедший в раж дурак  перехватил булаву в
левую руку, а в правую взял сабельку острую.  Теперь он вначале
оглушал  полено  булавой,  а  потом   рубил   его   на   мелкие
небоеспособные щепки. Землю устлали вяло шевелящиеся стружки.
     А  в  это время  из  окна  одного  из  домов  за сражением
наблюдал незнакомец в черном, чье  имя  пока  останется для нас
загадкой. Черная  ряса  зловеще  колыхалась  вокруг  его тощего
тела.
     - Алена,  -  сказал  незнакомец,  обращаясь  к  кому-то  в
соседней  комнате,  -  эти  молодцы  на   площади  мне  кажутся
подозрительными.
     - Да  когда  ж  ты  от  людей  добрых отстанешь, Гапон!  -
раздался в ответ низкий и мрачный женский голос.
     Словно  не  слыша  в  голосе  женщины  раздражения,  Гапон
добавил:
     - Тот, чернявый, сразу  видно  - дурак. А дураки опасны...
Того ж, на печи, пожалуй можно будет использовать...
     Однако вернемся к нашему герою.
     Расправившись с дровами и  потирая  многочисленные синяки,
Иван приблизился к перепуганному Емеле.
     - Познакомься-ка с моей левой рученькой! -  крикнул Иван и
отвесил Емеле оплеуху.
     Емеля охнул.
     - Познакомься-ка и с правой рученькой! - продолжил Иван.
     Емеля ахнул.  Потер  горящие  как  огонь  щеки и удивленно
констатировал:
     - Левая рука у тебя покрепче будет. Левша что ли?
     - Левша,  -  смущенно  признался   Иван.   -  Переученный,
правда...
     - Так и я левша!
     Недавние враги потупились.
     - Ну что, разойдемся, что ли?.. - предложил Иван.
     - А может сперва поужинаем, богатырь? - предложил Емеля.
     Польщенный Иван улыбнулся.
     - А с  поленьями ты лихо управлялся, - признал  он. - Я уж
думал - не сдюжу!
     Емеля зарделся.
     - Я  трактир  один  знаю,  -  начал  он.  -  Медовуха  там
знатная...
     - Медовуху я люблю.
     Не сговариваясь, Иван с Емелей собрали  с  земли  щепки  и
запихали их в печь. Потом Емеля взобрался на лежанку, Иван - на
коня, и новоиспеченные друзья неспешно двинулись к трактиру.
     - Я печи-то люблю, - смущенно  признался  Иван.  - С малых
лет на  загнетке  валялся.  Зола  теплая,  сажа мягкая... Мамка
парным молочком поит. Лепота! Одна  беда  -  отмыться толком не
могу. Зола аж до костей в®елась.
     - Ничего, -  махнул  рукой  Емеля.  -  Сходим как-нибудь в
баньку, отскребем...
     - А ты зачем в стольный град  пожаловал? - поинтересовался
Иван. - В богатыри?
     - Не, куда мне в богатыри-то... - Емеля склонился с печи и
прошептал Ивану на ухо: - Любовь у меня. Царевну полюбил.
     - Какую?
     - Несмеяну, дочку владимирову. Вот рассмешу ее да и получу
в жены. Еще и полцарства обещают.
     - А как рассмешишь?
     Емеля потупился.
     - Да... Есть у меня одна примочка... Справлюсь.
     За  разговором  и не заметили, как до трактира  добрались.
Народ  на  улицах  дивился,  но охальничать не  спешил.  Видать
булава иванова  производила  хорошее  впечатление на заносчивых
киевлян.
     У трактира Иван  слез  с коня, бросил поводья подбежавшему
мальчишке-половому и велел:
     - Задашь меру овса, да протрешь  досуха.  Не  ленись, а то
обижу.
     Иван двинулся в гостеприимно  приоткрытые  двери трактира.
За его спиной Емеля втолковывал половому:
     - Нарубишь дров,  только осиновые не бери, бери березовые.
От них  жара больше, а копоти  меньше. Золу выгребешь.  Приду -
проверю!
     Свободный стол  нашелся  не сразу. Пришлось выгрести из-за
него четверых пьяных киевлян да отнести их к двери. После этого
друзья уселись друг против друга и лукаво переглянулись.
     - Медовухи! - гаркнул Иван.
     - Зелена вина! - добавил Емеля.
     Из закуски имелись  лишь медовые пряники по копейке пара и
печеные каштаны. Но друзей это не смутило.
     - Как  будешь  к  Несмеяне пробиваться? -  поинтересовался
Иван после третьей кружки медовухи. -  Простых  мужиков  к  ней
пускать не велено.
     - А я простой? - плаксиво  спросил  Емеля,  роняя голову в
ладони. - Простой, да?
     - Емелюшка, не обессудь... - Иван похлопал друга по плечу.
- Я-то  знаю какой ты  крутой, а Владимиру сие неведомо. Знаешь
что, иди-ка  со мной в  богатыри! Тут-то тебе дорога к Несмеяне
открыта будет.
     - Подумаю, -  наполняя  очередную  кружку, сказал Емеля. -
Подумаю...
     Медовуха  с  пряниками шла  замечательно.  Когда  бражники
приступили к зелену вину, на Ивана напала сентиментальность.
     - Ох, отец-богатырь, как же ты без меня будешь? - причитал
он. - Кого теперь сечь станешь? Ох, мамка!  Ох, печка теплая...
Я ее, бывало, по всей избе двигал, выбирал, где поуютнее...
     - А моя печка  сама ездит... -  лепетал Емеля, -  это  все
она... Она удружила...
     - Кто, она? Печка?
     - Какая печка?
     Иван поморгал и наполнил кружки заново.
     - Она... - продолжал  говорить загадками Емеля. - И в Киев
она меня  отправили. Женись, говорит,  на царевне. А я ехать не
хотел, ленивый я очень. К тому же и родным помогать надо. Папка
старый... ик!.. мамка старый... Как  они  дрова  из леса возить
будут?..
     Емеля встал и побрел  к  двери. Иван продолжал пить. Когда
Емеля вернулся,  будущий  богатырь  уже  заказал новую четверть
вина.
     - Печку я домой  отправил! - падая на стул, сообщил Емеля.
- Пуская она мамке дрова возит! Наливай!
     От дальнейшего  вечера  у  Ивана сохранились самые смутные
воспоминания. Помнилось, что  ходили они с Емелей по трактиру и
спрашивали у бражников, не печенеги ли  они.  Но  печенегов  не
нашлось. Потом пили медовуху. Потом  опять  зелено  вино.  Иван
кричал,  что  Емеля ему  теперь  - брат  родной,  а Несмеяна  -
золовка ненаглядная.  И  об®яснял,  что  Емеля непременно будет
богатырем. Пили. Требовали у трактирщика закуску,  но и пряники
и каштаны кончились. Емеля клялся, что для Ивана  ему ничего не
жалко. И что закусь он враз организует...
     Потом опять искали печенегов. И, кажется, одного нашли,

     ...Солнышко  ласково  било  в глаза Ивану-дураку.  Будущий
богатырь разлепил  очи  ясные, проморгался и огляделся. Трактир
был  пуст.  Емеля исчез. Стол был уставлен пустыми  четвертями,
между которыми валялись огрызки пряников и  куча рыбьих костей.
Видать, организовал-таки Емеля закуску.
     - Ай  да  мы,  -  прошептал  Иван.  -  Богатыри,  не мы...
Трактирщик!
     Из-под стойки выполз трактирщик.
     - Где печенег? - спросил Иван строго.
     - Не было такого, - признался трактирщик.
     - А кого ж мы лупили за Русь-матушку?
     - Мойшу-портного.
     - Да?
     Иван погрузился в раздумье. Потом сказал:
     - Врешь. Печенег это был... А дружок мой где?
     - Ушел с  печенегом  обновку  шить  богатырскую, - покорно
сказал трактирщик.
     "Решился-таки в богатыри", - подумал Иван. Помолчал. Потом
взял со стола недогрызенный рыбий хвост и стал им обмахиваться.
     - Душно мне... Тяжко... Поправиться бы, а?
     - Вмиг! - ожил трактирщик, - Только что завоз был.
     Вскоре на  столе  появилась  немудреная богатырская снедь:
крынка огуречного рассола, коврига хлеба, пара бананов и спелый
ананас.  Иван   вяло  выпил  рассол,  закусил  бананами,  потом
размазал ананас по ковриге и проглотил.
     Полегчало...
     - Сколько с меня, добрый человек? - поинтересовался он.
     - Рупь  с  полтиной,  да  два  гроша  на  чай,  -  сообщил
трактирщик.
     Иван, не споря,  заплатил и, почти не пошатываясь, вышел в
конюшню.  Оседлал   Гнедка  и  медленно  поехал  в  направлении
богатырских казарм. По дороге неторопливо проверял пожитки - не
уперли ли ночью чего лихие  молодчики.  Деньги  целы. Булава на
месте.  Конь...  Конь на месте. Грамотка отцовская к  Микуле...
Грамотка!