а  он  еще
смеет рассуждать! - поднял густые брови Неменхотеп. - Вообще-то
я с самого  начала подозревал, что вы - непочтительные отпрыски
пустынного шакала,  а теперь окончательно убедился. Давай сюда,
говорю! - и  он слегка наклонился,  вытянув руку еще  ближе  ко
мне.

     Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:

     - Гарантии нужны, гарантии.

     - А слово фараона тебе, значит, не  гарантия? Все слышали?
- обернулся он к придворным. -  Писец,  занеси-ка  в  протокол:
"Слово фараона ему до светильника".

     В  этот  момент  в  зал  влетел  воин,  согнувшись  в  три
погибели, пробрался  вдоль  стенки  к  верховному  жрецу Гопе и
что-то зашептал ему на ухо. Выслушав воина, тот выступил вперед
и, сначала в знак обожания поднял обе руки вверх, а  затем, пав
ниц, разразился речью:

     - О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов  Египта
и при этом даже ни капельки  не  потеющий!  Эти  непочтительные
дети пустынного шакала  с самого начала не внушали мне доверия.
А  только  что стало  известно,  что они  взяли  да и  отравили
предводителя твоей гвардии. Вот.

     Это  было  чистейшей воды враньем. Но я  так  опешил,  что
просто онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился:

     - Да ты что?! - воскликнул он обрадованно. - А как это они
сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.

     - Пусть  говорит   очевидец,  -  заявил  жрец  смиренно  и
отступил на шаг, пропуская вперед  воина.  Тот  рухнул наземь и
заголосил:

     - О всеблагой фараон, благостью  своей  веселящий Осириса,
гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий...

     - Ладно, ладно, -  остановил его Неменхотеп, - богов у нас
много. Давай по делу.

     - Короче, когда мы  их взяли, - заикаясь от волнения начал
воин, -  мы их  обыскали. И наш начальник -  Доршан - что-то на
вид с®едобное  нашел. И пахнет  аппетитно. А вот этот, - кивнул
он на Стаса,  - говорит: "Пожуй,  пожуй, вкусно". Но  мы  тогда
сытые  были,  и Доршан это с®едобное припрятал.  А  сегодня  за
завтраком взял да и  с®ел. И тут же уснул мертвым сном.  Спит и
спит, и разбудить его никто не может.

     - Где он сейчас?

     - А здесь, за дверью, мы его принесли.

     - Внесите тело.

     Воин  кинулся  вон  из  зала, а через мгновение  с  другим
копьеносцем  внес   тростниковые   носилки   со  сладко  спящим
начальником.  Лицо   Доршана   озаряла   блаженная  улыбка,  из
тонкогубого рта тянулись слюнки.

     Неменхотеп закашлялся,  а  прокашлявшись  и отхаркавшись в
поднесенную рабом плевательницу, протянул:

     - Да-а, - а  потом  еще  раз, - да-а... -  и  обернулся  к
Стасу: - А ты, значит,  так  и сказал ему: "Пожуй, мол,  пожуй,
вкусно"?

     - Сказал, -  подтвердил  Стас виновато и беспомощно глянул
на меня.

     - Занеси в протокол, - кивнул фараон писцу. - Перед словом
"сказал" добавь "коварно".  - И, вновь обернувшись к нам, потер
ладони: - Ну, братцы,  это в корне меняет дело. Я и  так-то вам
не верил, а вы, оказывается, еще и отравители.

     Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:

     - В конце  концов,  у  меня  сегодня  свадьба с прекрасной
Хайлине, и  мне  давно  пора  готовиться  к этому судьбоносному
событию, а не тратить мое драгоценное  время  на  этих  опасных
шарлатанов. Готовьте костер. А над ним котел с оливковым маслом
подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет. Правильно?

     Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно
раскланялся. Громче всех  хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу
понял, что  он-то  поверил  в  наши  медицинские способности, а
теперь радуется,  что мы лечить фараона  не будем, и  тот скоро
умрет.

     И тогда я  возопил (а что  мне оставалось делать,  как  не
возопить?):

     - О  всеблагой   и   всемогущий!  Мы  не  отравили  твоего
военачальника! Он просто спит, а  когда  проснется,  будет  еще
сильнее и отважнее, чем  раньше!  Клянусь отцом твоим - сияющим
богом Ра, мы  не  обманываем тебя. Силой, дарованной господином
моим  Осирисом,  я   могу  не  только  вылечить  тебя,  а  даже
воскресить  мертвого.  Испытай  меня,  прикажи  принести   сюда
мертвого, и я воскрешу его!

     Неменхотеп  с  новым интересом посмотрел на меня и  уселся
обратно на трон.

     - У нас никто не умер? - обвел он  взглядом окружающих. Те
отрицательно замотали головами.

     - А никто не хочет?

     Вельможи замотали головами еще интенсивнее.

     - Тогда так. Мы сегодня твоего братца  сварим,  а  ты  его
воскресишь. Если получится, будешь меня  лечить,  а  потом  мы,
может, вас и  отпустим.  А если  не  получится, и тебя  сварим.
Ясно? Все. Аудиенция  окончена.  - Он  резво  встал, но тут  же
согнулся, сотрясаемый очередным приступом чахоточного кашля.

     Обрадованные  тем,  что для эксперимента никого из них  не
убили, вельможи,  громко  славя  мудрость  фараона,  под  шумок
поспешили к выходу. А нас стражники потащили обратно в темницу.

     На Стаса было страшно смотреть. Он сразу как-то поскучнел.
А успокаивать его у меня язык  не  поворачивался.  Почему-то  я
чувствовал себя виноватым.

     Часа два Стас  провалялся  на соломе, отвернувшись носом к
стене. Я тоже лежал молча. Чего тут скажешь? Было страшно. И не
только  от  того,  что  браслет может не сработать.  Даже  если
сработает, это же наверное больно - вариться в кипящем масле. И
умереть.

     А  потом   дверь  камеры  отворилась,  и  Ергей,  смущенно
поглядывая на нас (мы же ведь почти подружились), спросил:

     - Кто тут из вас младший?

     - Ну я, - сел Стас.

     - Велено тебя в храм отвести.

     - Зачем это?

     - Подготовиться тебе надо.

     - Как это, - подготовиться?

     - А  я  откуда  знаю?!  - разозлился Ергей,  видно,  решив
грубостью заглушить  проблески  совести.  - Мое дело маленькое:
велено привести, я и приведу. Вставай, давай!

     Стас покорно поднялся.

     - Стас, - позвал я.

     Он обернулся.

     - Чего тебе?

     Я стянул с руки свой браслет и подал ему.

     - Одень этот тоже, а пульт мне отдай. Так надежнее будет.

     Он не стал спорить, натянул  браслет  на  свободную руку и
протянул мне дистанционный блок.

     - Ладно, Костя, - сказал он. -  Ты себя не вини. Ты тут ни
при чем. Не поминай лихом. Если оживители не сработают, передай
Лине, что я... - Тут он не выдержал и всхлипнул.

     - Дурак ты, - обнял я его порывисто, -  если не сработают,
меня сразу за тобой сварят. А если сработают, тогда ты  сам все
скажешь.

     Мы еще постояли так, обнявшись, несколько  секунд, а потом
он сам обернулся к Ергею и сказал:

     - Пошли.



     ...Поглазеть на фараонову свадьбу народу сбежалось  много.
Люди стояли по  обочинам дороги и  кидали в процессию  цветы  и
фрукты. Почему-то  не  совсем  свежие.  Наверное,  свежих  было
жалко. А сама процессия выглядела довольно убого.

     Впереди    двое    широконосых    нубийцев    катили    на
четырехколесной   повозке   транспарант    с   надписями:   "Да
здравствует Ра!", "Слава  Осирису!" и "Жрецы и фараон - едины!"
За  транспарантом   еще   четверо   рабов   тащили  паланкин  с
Неменхотепом и  Линой.  В  разноцветной  праздничной одежде она
была  особенно  красивой,  но  казалась еще младше,  чем  когда
приходила к нам в темницу. С фараоном она  гляделась как внучка
со сварливым дедушкой.

     Потом  шли   музыканты   с   барабанами   и  флейтами.  Но
консерваторий они явно не кончали. Их стук и завывания сливался
со скрипом следующих  за ними колесниц вельмож. Их было десятка
два, причем  по  количеству  разноцветных ленточек и страусиных
перьев в гривах  лошадей легко было определить, кто побогаче, а
кто - победнее.

     Последним под конвоем Улика плелся я.

     Когда   процессия   достигла   берега  Нила,  на   высокий
деревянный  помост  забрался  жрец  Гопа и, приставив  к  губам
бронзовый раструб, прокричал:

     - Да здравствует фараон Неменхотеп  IV,  самый солнцеликий
из всех фараонов! Ура.

     - Ура, - откликнулась толпа без особого энтузиазма.

     - Да здравствует невеста фараона, самая прекрасная девушка
долины Нила! Ура.

     - Ура! - отозвались зеваки немного повеселее.

     Что-то мне  все это напоминало,  но я не успел как следует
подумать, потому что народ  вдруг  оживился и, пихая друг друга
локтями, стал указывать на что-то за моей спиной.

     Я  обернулся  и  увидел  Стаса.  Его  везли  на  такой  же
четырехколесной  тележке,   что  и  транспарант.  Он  сидел  на
маленькой табуреточке и с головы  до  ног,  как новогодняя елка
игрушками, был увешан овощами. В  руках  он  держал по сладкому
перчику, а из-за ушей у него торчали веточки укропа.

     - Вы что, его есть собираетесь?!  -  испуганно  спросил  я
Улика.

     - Не, не мы, - словно  оправдываясь,  пояснил  тот, - боги
будут. Им ведь жертва.

     - И меня тоже так?..

     - Не, с тобой  проще, ты ведь  в том же  бульоне  вариться
будешь.

     Совсем некстати я вспомнил рыбацкий термин "двойная уха".

     Повозка  со  Стасом,  обогнав  процессию,  приблизилась  к
помосту.  Двое  нубийцев  помогли  ему спуститься на  землю,  а
затем,  под  барабанную  дробь,  взойти по ступеням.  Жрец  уже
соскочил  вниз  и запалил  костер,  над  которым  был  подвешен
огромный  котел.  Мгновенно занявшись,  пламя  принялось  жадно
лизать его днище.

     - Братья египтяне, -  пискнул  Стас сверху. Потом набрал в
легкие побольше воздуха и начал снова,  но  регистром  ниже,  а
потому весомее:

     - Братья египтяне! Настанет  день,  и вы сбросите со своих
натруженных плеч  ненавистное  иго  фараонов! Победоносная рука
истории беспощадно сотрет их  гнусные  имена со страниц... - он
замялся, вино  забыв,  с каких страниц. Братья-египтяне, открыв
рты,  тупо  смотрели на  него  в ожидании.  -  Со страниц...  -
повторил он, а потом  решительно  тряхнул головой и закончил: -
Вообще сотрет! - Стебелек укропа  вылетел  у  него из-за левого
уха,  и  Гопа,  который,  сменив нубийцев, уже  снова  забрался
наверх, аккуратно  приспособил  стебелек  на  прежнее место. Не
обращая на это внимание, Стас возобновил речь:

     - Время все расставит по своим местам, и пирамиды, которые
вы  строили  своими мозолистыми  руками,  станут  национальными
музеями.   И    ваши    внуки,   внуки   простых   крестьян   и
ремесленников...

     - Кончай пропаганду,  -  перебил  его  жрец,  - кипит уже.
Пора.  -  С этими словами он  высыпал  на Стаса горсть соли  и,
пихнув в спину, столкнул его в котел.

     Толпа ахнула, а я зажмурился от страха и жалости.

     - Слава тебе,  Ра,  высокий  могуществом,  ставший сам, не
имевший матери, - нараспев затянул  Гопа.  -  Растут деревья по
воле твоей, и  родит  пищу поле.  Покорны  тебе небо и  звезды.
Корона  крепка   на   челе   твоем,  подчинены  тебе  смертные,
подвластны и  боги. Вкуси же даров наших и  будь милостив к нам
отныне. Ладно?

     Из паланкина высунулся Неменхотеп:

     - Достаточно, - крикнул он. -  Вытаскивайте.  А  этого,  -
кивнул он в мою сторону, - сюда, поближе.

     Меня подвели  вплотную  к  подмосткам.  Тело  братишки уже
достали  и  положили на  землю,  но  я  не  мог  заставить себя
взглянуть на него. За спиной раздался  горький девчоночий плач,
и  я  узнал голос  Хайлине.  Сунув руки  в  карманы, я  щелкнул
переключателями обоих дистанционных блоков. С полминуты  стоял,
не  открывая  глаз, и  мне  казалось,  что  я  вот-вот  упаду в
обморок. Но вдруг со  всех  сторон перепуганно заахали. И тогда
я, наконец, на Стаса посмотрел.

     А выглядел  он не так уж и страшно.  Уже не страшно. Ожоги
на его руках и ногах затягивались  так  стремительно,  что  уже
секунд через двадцать трудно  было  поверить, что он только что
варился в кипятке. Лицо его быстро приобретало нормальный цвет,
и он еле заметно вздохнул. От радости я хотел кинуться к нему и
расцеловать, но вовремя спохватился, театрально взмахнул руками
и прокричал:

     - Эники, беники  ели  вареники! Эники, беники, клос, вышел
пузатый матрос!

     Стас передернул плечами и сел.

     Люди вокруг истошно заголосили и рухнули на колени.

     Стас оглядывался  вокруг  так, словно очнулся от глубокого
сна и не помнит, где находится.

     - О, Осирис, ты  - бог могучий, - заорал Гопа, возбужденно
прыгая  вокруг нас.  -  Нет бога, подобного  тебе!  Как сам  ты
воскрес  после  битвы  с  Сетом,   так   и   слуги  твои  легко
возвращаются к жизни! - Он явно  решил использовать сотворенное
нами чудо в целях укрепления своей религиозной власти.

     Кто-то схватил  меня  за  руку.  Я  обернулся. Нетерпеливо
переминаясь с ноги на ногу, передо мной стоял Неменхотеп.

     - Прости  мне   мое   неверие,  верный  слуга  Осириса,  -
забормотал   он   заискивающе,  -  я  был  не  прав.   Осознал.
Раскаиваюсь. Забудем  прошлое  и  станем  друзьями. Давай, лечи
меня.

     И  тут  меня просто затрясло от ярости.  Слишком  много  я
пережил.

     - Э нет, фашист!  -  закричал я. - Все  не  так просто! Ты
оскорбил верного  слугу  Осириса,  и  теперь  мое заклинание не
подействует, пока ты сам не искупаешься в кипящем масле!

     - Да брось ты, - проникновенно сказал фараон, - давай так,
без масла, а? Попробуем?

     - Ну, давай, попробуем, - мстительно усмехнулся я и, сунув
руки в карманы, выключил  дистанционные  блоки. - Стас, дай ему
браслеты, - обернулся я к брату.

     Тот, все еще ошалело поглядывая по сторонам, снял браслеты
с рук и протянул их фараону. Неменхотеп проворно  натянул их на
запястья.

     - А как застегиваются? - кротко заглянул он мне в глаза.

     Я застегнул браслеты.

     - Ну, давай, говори заклинание, - поторопил фараон.

     - Что ж, пожалуйста. Как и в прошлый раз я взмахнул руками
и возвестил:

     - Эники, беники  ели  вареники! Эники, беники, клос, вышел
пузатый матрос!

     Фараон замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потом
неуверенно кашлянул и тут же зашелся в болезненном приступе.

     - То-то, - сказал я. - Лезь в котел.

     Стас уже оправился от шока и теперь злорадно засмеялся.

     - Классно, Костя, - сказал он по-русски. - Так ему! Знаешь
как больно!

     Неменхотеп затравленно огляделся. И его взгляд остановился
на отоспавшемся благодаря пастилке Толяро военачальнике.

     - Доршан, - позвал он. - Подь сюда.

     Тот подскочил к нам и сразу вполголоса спросил меня:

     - У тебя этих штук больше нету,  а?  Так  спалось  славно!
Хочешь, на  дротик  поменяемся?  Наконечник,  между  прочим, не
бронзовый, а золотой...

     - Кончай  базар,   -   прикрикнул   Неменхотеп,  и  Доршан
вытянулся в струнку. - Слушай сюда. Я сейчас в котел  прыгну, а
этот,  -  фараон ткнул  меня  пальцем в  грудь,  - должен  меня
оживить. Понял?

     - Так точно!

     - Вот если я не оживу, обоих четвертуешь. Ясно?

     - А чего тут неясного? - расслабился Доршан.

     - Разговорчики!

     - Так точно! - вновь встал по  стойке  смирно  воевода.  -
Ясно! Четвертуем, как два пальца обмочить!

     - А  ты  понял? -  обратился  фараон ко  мне  с угрозой  в
голосе.

     - Лезь,  -  отрезал  я  непреклонно.  -  И  быстрее,  а то
передумаю.

     Вновь отбросив неуместную спесь, он жалобно попросил:

     - Еще минутку можно? Одну?

     - Ну давай, - смилостивился я. - Что там у тебя?

     Взмахом руки фараон подозвал к себе раба-нубийца.

     - Сейчас я прыгну туда, - указал он на котел.

     - Туда? - не поверил своим ушам нубиец.

     - Туда, туда, раб бестолковый, - нетерпеливо похлопал себя
по ляжке фараон. - А вы меня через минуту вытащите. Уяснил?

     - Через минуту? - переспросил нубиец.

     - Маловато будет, -  глумливо  улыбаясь, встрял Стас. - Не
успеешь свариться, не подействует. Две минуты.

     Неменхотеп   скрежетнул   зубами,   но  тут  же   послушно
переинструктировал нубийца:

     - Через две минуты. Усвоил?

     - Через две минуты? - снова переспросил тот.

     - Да!  Да!  -  заорал  Неменхотеп в ярости.  -  Крокодилам
скормлю!

     - Через  две  минуты.  Усвоил,  уяснил,  -  подобострастно
кланяясь, попятился перепуганный нубиец.

     Фараон в сердцах плюнул и,  бормоча  проклятия  и  жалобы,
полез по ступеням помоста.

     А Гопа тут же подскочил к Доршану и что-то зашептал ему на
ухо, опасливо косясь по сторонам.

     Доршан   наморщил   лоб,   соображая.   Потом   лицо   его
просветлело.

     - Маршалом? - уточнил он.

     - Тс-с, тише ты, болван! - зашипел Гопа.

     Неменхотеп тем  временем  добрался  до  верха, обернулся к
толпе, желая что-то сказать,  открыл  было рот, но потом просто
махнул рукой и прыгнул.

     Народ ахнул.  Нубиец  откуда-то  выкопал  песочные часы и,
выпучив  глаза,  напряжено  уставился  на  струйку.  Вот  песок
полностью перетек из верхнего  сосуда  в нижний, и Стас, мрачно
усмехнувшись, сказал:

     - Вкрутую.

     И я вспомнил сказку "Конек-горбунок".

     Нубиец и двое его товарищей  бросились  к  котлу, и вскоре
тело фараона легло на то же место, где только что лежал Стас.

     Но я не успел включить оживители, потому что  за руки меня
схватили два старых знакомых гвардейца из отряда Доршана, а сам
он приставил острие своего копья к моему горлу.

     Гопа, брызжа слюной, прошипел мне в лицо:

     - Только слово из своего заклинания пикнешь, сдохнешь, как
шакал!

     Доршан подтверждающе кивнул и широко улыбнулся.

     - Типичный  дворцовый  переворот,  -  констатировал  Стас,
довольно безучастно разглядывая уткнутый в мое  горло дротик. -
Путч. ГКЧП. Но ты, Костя, не бойся, они тебе ничего не сделают.
Хорошие врачи всем нужны.

     Спасибо, братик, успокоил.

     А Гопа, крикнув моим стражникам: "Руки покрепче держите!",
забрался на  помост,  вновь  приставил  к  губам свой бронзовый
мегафон и с воодушевлением об®явил:

     - Возрадуйся, народ Египта! Свершилась воля девятки богов!
Кровавый тиран Неменхотеп повержен, и отныне фараон -  я! А его
невеста, между прочим, автоматически переходит ко мне. Сейчас и
свадебку сыграем!

     Народ обалдело молчал.

     - Вот паразит! - взбеленился Стас. - От одного избавились,
второй туда же норовит! Костя, что делать будем?

     - Ны  заю,  -  ответил  я  вместо  "не  знаю",  потому что
нормально  говорить  мне  не позволял наконечник  доршановского
дротика. Золотой, между прочим.

     Но  тут  ситуация,  в  который  уже  раз  перекувыркнулась
по-новому.  Окруженный  отрядом  воинов,  к  помосту   пробился
советник фараона от Севера Ашири.  Видно,  он  был более предан
своему владыке, чем Гопа и Доршан.

     - Слазь, предатель! - крикнул он жрецу, - или я сам сброшу
тебя, и  даже Анубис не  пожелает держать в своем царстве такую
гниль!

     - Арестуй его, Доршан! - взвизгнул Гопа с помоста.

     Не отводя от меня дротик, Доршан дал команду,  и тут такое
началось!.. Кто  кого колол, кто  кого рубил, а кто кого руками
молотил понять  было  невозможно.  Через  минуту  уже не только
солдаты, но и все собравшиеся  зеваки  мутузили  друг друга чем
придется.

     И они,  наверное,  подчистую самоистребились бы, а история
Египта на том бы и закончилась, если бы вдруг среди ясного неба
не засверкали молнии, и не загремели раскаты грома.

     - Осирис, Осирис идет! - закричал  Стас  радостно,  и  все
раболепно  повалились  на  землю.  Включая  солдат  и  Доршана,
который, упав к моим ногам, тихонько проскулил:

     - Так и  есть,  в  самом  жутком  своем воплощении. Сейчас
карать начнет...

     Освобожденный,  я  судорожно  глотнул воздух и  оглянулся,
выясняя, в  чем же, собственно, дело.  И сразу все  стало ясно.
Переступая через распростертые тела насмерть перепуганных людей
и паля в воздух из мумми-бластера,  к  нам  величавой  поступью
двигался Шидла.

     - Ко мне,