.
Выбери того, кто победит, и служи ему. Даже если ты выберешь Тьму -- она
опустится так постепенно, что мир успеет привыкнуть. А ты станешь ее
придворным певцом, Ярик. Такая уж наша судьба -- продаваться.

Не привыкать.

Прощай.
@}

Подписи не было. Ничего больше не было.

Ярослав затушил о стол сигарету, взял плеер, одел дугу наушников.
Включил перемотку -- назад. Тихо сказал:

-- Да нет, ты не предатель, Слава...

Он знал куда идти, но это было так мучительно больно. Так безнадежно.
Так одиноко.

Что случилось с тобой, Визитер, в этот день? Что сказал тебе Степан,
что произошло на ВВЦ, что увидел ты по дороге? Какая боль отразилась в
твоей душе -- если она есть... была, у тебя...

_Как ты пишешь? Я вру..._

Нет, сейчас он видит его. Сидящего за столом. Фальшиво насвистывающего
мелодию. Аккуратно дописывающего письмо, секунду колебающегося, стоит
ли ставить подпись... но, наверное, слишком много имен легло бы на
бумагу, знакомых и давным-давно забытых, русских, английских,
арабских, еврейских, китайских, ярлычки исчезнувших душ, древних
прорывов за грань привычного...

Ярослав включил плеер.

@{
 Слепое время меркнувших зеркал
 Мое дыханье водами об®яло...
@}

Он вышел в коридор. Секунду помедлил у двери в ванную.

_Нет, ты не предатель_...

Здесь тоже горел свет. Яркий и чистый.

Веревку Визитер завязал на водопроводной трубе. Вначале, наверное,
узел был под самым потолком, но под тяжестью тела сполз, сдирая
чешуйки отслоившийся краски. Теперь Визитер полусидел на коленях,
привалившись лбом к стене. Одна рука безвольно свисала, вторая
цеплялась за перехватившую шею петлю. Словно в последний миг Посланник
Творчества передумал...

-- Ты не предатель,-- повторил Ярослав.-- Ты просто трус... ты всегда
был трусом. Напористым, шумным, энергичным трусом.

Нож он взял на кухне. Острый, старательно заточенный кем-то из прежних
жильцов. Веревка подалась сразу, разорвавшись, едва он сделал надрез.
Тело осело на пол. Глаза Визитера были открыты -- словно он до конца
всматривался... куда? И он улыбался. Насмешливо и торжествующе.

-- Трус,-- повторил Ярослав.-- Трус.

Лужица на полу была совсем крошечной, Визитер, наверняка помочился,
прежде чем встать на край ванны и надеть петлю. Он же не дурак,
Посланник Творчества. Ему доводилось видеть самоубийц. Он старался
доставить ему минимум проблем.

Вскрыть вены в теплой ванне было бы куда приятнее... но, бесспорно,
гораздо грязнее.

Ярослав присел на корточки, тронул лицо. Еще теплое. Он чуть-чуть
опоздал.

-- Ты понимаешь,-- сказал он,-- это ведь не выход. Никогда выходом не
было. Ничего не решало. Ты говоришь -- время... время виновато... но
ведь и ты сделал его таким...

@{
 Превозмогая полночи покров
 Я размыкал трепещущие вежды.
 Я ведал тайну сопряженья снов
 В благобагряном облаке надежды...
 Я прозревал, но страшно осознал
 Свой нрав, воспетый в преломленьи хлеба,
 И в первый раз мучительно сказал_--
 Господь мой Бог, я не достоин Неба!
@}

Голос певца заглушал все. Словно Заров говорил в пустоту, в ватное
облако. Ярослав стянул наушники, положил играющий плеер на тело.

-- Это -- тоже твоя работа, Визитер,-- сказал он.-- Надо было очень
постараться, чтобы смерть стала песней... Говорить, что мир плох, а мы
грязь -- это так легко и так верно. Но раньше ты не искал красоты в
смерти. Не искал спасения в тупиках.

Визитер улыбался, глядя сквозь него. Он ускользнул от упреков и
споров. Он оставил его искать выход в одиночку.

Указав один из путей.

-- Нет...-- сказал Ярослав.-- Все-таки нет.

В прихожей коротко пропел звонок.

@@ 10

-- Коммандос,-- Визирь шагал по кабинету, заложив левую руку за спину,
говорил коротко, отрывисто, словно лаял.-- Рембо... Товарищ
Хайретдинов доверил тебе операцию, которая переломила бы баланс сил. В
нашу пользу.

Шедченко казалось, что мир вокруг плывет.

Реально ли происходящее?

Старые стены, старая мебель, все вокруг -- как декорации о фильме
военных лет.

-- Что следовало делать товарищу Шедченко в данной ситуации? -- Хайретдинов
достал из кармана портсигар, вынул папиросу.

Николай даже не удивился. "Герцеговина Флор"...

-- Товарищу Шедченко следовало сосредоточиться на главном противнике.
Убийце. Отсечь его огнем. Приказать Печкину подобраться к нему
ближе...

-- Рашид Гулямович...-- Семен поднялся с дивана. Парень держал руки по
швам, лицо его слегка побледнело.-- Это же не обязанность
телохранителя...

-- Сидите. Сидите, товарищ Печкин. С вами разговор особый.

Глаза Семена словно покрылись стеклом. Он медленно опустился на диван.

-- Однако,-- Визирь закурил,-- товарищ Шедченко предпочел выстрелить в
девушку. Перешагнуть через свои заблуждения -- это похвально. Но. Она
ли была в тот момент непосредственной угрозой?

-- Она что-то сделала со стариком, Рашид.

Визирь вскинул голову, цепко оглядывая Николая.

-- И чем же это угрожало нам? Да, если бы Визард оценил обстановку,
признал заблуждения, стал на нашу сторону, имело бы смысл его
защитить. Но ведь этого не произошло. Правильно я говорю, товарищ
Шедченко?

Николай кивнул. Все правильно. Луна сделана из зеленого сыра, а Земля
слеплена из манной каши. На дворе -- сорок первый год, и танки
Гудериана рвутся к Москве. Сейчас Хайретдинов качнет головой и скажет:
"Лаврентий Павлович, обратите внимание..." В углу слепо блеснет
пенсне...

-- Николай Иванович, как можно совершать подобные промахи?

-- Я не допускал и мысли, что ей не страшны пули.

-- Должны были допускать! Обязаны были допускать! Все! И что она умеет
летать, и что ваши пули -- из навоза слеплены.

Хайретдинов вздохнул, сел за письменный стол. Спросил:

-- Что прикажите делать товарищу Хайретдинову? Лично отправиться в
погоню?

-- Я кровью искуплю свою вину...

Он ли это сказал? Черт возьми? Он никогда не оглядывался на
начальство -- потому и сидел в полковниках, а не стал очередным украинским
генералом. Откуда, из каких глубин, всплыли слова? Полстолетия -- это
не время? Поколения -- это не дистанция? Он ли здесь стоит -- или его
вояка-дед, до самой смерти гордившийся, что видел товарища Сталина?

Хайретдинов потер лицо. Непонимающе посмотрел на свою левую руку.
Потряс головой.

-- Ладно, чушь,-- изменившимся тоном сказал он.-- Поздно теперь разбор
полетов проводить... Семен!

Печкин вскочил. По-прежнему навытяжку, и в глазах -- стекло...

-- Идите, отдыхайте... Вы сделали все, что могли. Я вами горжусь.

Семен раскрыл рот -- словно собирался что-то гаркнуть. "Служу трудовому
народу", например... Шедченко скривился -- только не это.

-- Отставить,-- резко сказал Хайретдинов.-- О случившемся -- никому ни
слова. Идите, лейтенант.

-- Он и впрямь лейтенант? -- спросил Шедченко, когда Печкин вышел.

-- А вы не знали? Полководец... Да. Выперли из армии по сокращению,
только год парень прослужил.

Хайретдинов опустил голову, повел челюстью, описав тлеющей папиросой
круг.

-- Что делать будем, Коля?

-- Вам решать...

-- Понимаю, что мне,-- Хайретдинов не поднимал глаз.

-- Что вы с парнем-то сделали?

Хайретдинов поморщился. Неохотно сказал:

-- Сломал я его. Случайно. Это легко происходит с военными. Стоит им
лишь почувствовать -- Власть.

-- Вы и впрямь были... _им_,-- прошептал Шедченко.

-- Был. Не суди только, Коля. Товарища Сталина -- легко осудить. А он
хорошего хотел. Земля -- сад, народ -- советский, язык -- русский. Жулье
на лесоповале, честные работают, а потом на Черном море отдыхают...
А, оставим... Наломал товарищ Сталин дров. С головешкой проблемы
были... но Власть, Власть -- знал!

Хайретдинов поднялся, подошел к Шедченко, коротко, резко велел:

-- Забудь все, что говорил. Глупости это. Иное время, иные методы...
Куда ты ранил _суку_?

-- В бедро.

-- Сколько времени у нее заняло исцеление?

-- Секунд десять-двенадцать. Но это была не она, вторая девушка ее
подняла на ноги.

-- Ерунда. Посланница просто отразила в ней свою силу. Эх, как все
усложняется...

-- Как же ее убить?

-- Побольше пуль всадить. На куски разнести. Или -- лишить Силы, что
всего надежнее.

-- Как?

-- Это уже моя проблема -- понять, _как_. Хорошо хоть, что ушли вы. Не
приведи Господь, схватили бы вас спецназовцы... Полюбуйся!

Хайретдинов прошел к столу, с грохотом выдвинул ящик, бросил перед
Шедченко сложенный вчетверо бумажный лист.

-- Смотри, смотри!

Николай развернул бумагу и вздрогнул.

Скупыми черно-белыми штрихами на листе был нарисован его портрет.

-- Это должны были сегодня показывать по телевизору! Это должны были
раздать каждому менту! А не того... дегенерата со скошенной
челюстью...

Шедченко молчал.

-- Засветились вы капитально,-- мстительно сказал Визирь.-- Знаешь,
сколько мне стоил твой портрет? Ровно столько же, сколько год назад
этюд Репина!

Он вырвал бумагу из рук Шедченко, подошел к камину, скомкал, швырнул в
огонь.

-- Расслабься, солдат... Пронесло. Я тебе показывал свою коллекцию?

-- Какую? -- тихо спросил Шедченко.

-- Этюды мастеров. Картины собирать... пусть этим новые русские
занимаются. Что в них... в завершенных, лаком залитых. А вот
наброски, этюды -- видеть, как хотел мастер сделать свое полотно... Это
и впрямь интересно. У меня почти сотня набросков. Репин, Иванов,
Шишкин, Крамской...

-- Принципиально собираете русских художников? -- спросил Шедченко.

-- А в какой стране живу, Коля? Есть такое
слово -- патриотизм! -- Хайретдинов отвернулся от камина.-- Ладно. И на
старуху бывает проруха. Не убивайся. Минус Визард -- уже хорошо. И минус
Кирилл, вероятно... Будешь "Хванчкару"?

Шедченко пожал плечами.

-- Если честно -- никогда не пробовал.

-- Э... многое потерял. Тем больше получишь,-- Хайретдинов склонился к
столу.-- Во здравие, и за упокой. Не хмурься, солдат. Пусть сгинут
наши враги!

@@ 11

Кирилл не любил афоризмов. Это, наверное, глупое занятие -- выдирать
слова из контекста, придавать им отточенность, к которой и не
стремился автор. Прикладывать сказанное совсем по другому поводу и в
другое время -- к сегоднешнему дню.

Плакатик над дверью вагона гласил: "Чего не следует делать, того не
делай даже в мыслях. Эпиктет".

Кто такой Эпиктет, Кирилл не знал. Какой-нибудь древний грек...
Оказавшись в метро он, наверное, утратил бы все свое философское
спокойствие и с криком бросился бежать. Решил бы, что попал в Аид.

А вот в историю с Визитерами поверил бы, возможно. Древние боги -- они
любили веселые шутки с людьми.

Чего не следует делать...

-- Виз. Разве можно не думать о том, о чем думать нельзя?

-- Можно,-- равнодушно сказал Визитер.-- Я только этим и занимаюсь.

-- Чем?

-- Не думаю.

Кирилл невольно хихикнул.

-- Кирилл, а ты уверен, что мы правильно делаем? -- спросил Визитер.

-- О чем ты?

-- _О ком_. О писателе.

Он ответил не сразу.

-- Не знаю. Но он же меня отпустил.

-- Это мог быть ход. Понимаешь, Посланник Творчества -- он хорошо
предугадывает наши действия. Видит их, словно картинки. Если он все
предусмотрел, то тебя специально отпустили. Чтобы мы оба пришли в
ловушку.

Кирилл поежился.

-- Виз, а нас есть другой выход?

-- Да. Хайретдинов. Власть. Только -- ему не нужны варианты. Он такой...
по необходимости жестокий. Тебя бы защитил. Ему, наверное, хочется с
кем-то говорить откровенно. А я для него конкурент.

-- Тогда вариантов нет.

-- Спасибо,-- серьезно сказал Визитер.-- Ну... ты все равно, помни про
это.

Они ехали к Зарову и его двойнику. Весь день промотавшись по городу,
придумав и отвергнув кучу планов -- как подставить убийцу и женщин
милиции. Можно было позвонить по "ноль-два", и назвать
имена -- наверное, сейчас бы такой звонок, даже от ребенка, проверили.
Была лишь одна беда -- если их и впрямь арестуют, если свяжут перестрелки
в метро и на выставке с Кириллом Корсаковым, то и его начнут искать
по-серьезному.

То, что им попадаться нельзя, понимали оба.

Не верить. Не допускать, даже в мыслях, ничего необратимого...

В вагоне вместе с ними ехала целая компания подростков. Не очень
хулиганистого вида, но поглядывающая на обоих слишком пристально. И
чего болтаются ночью, вроде не беспризорные... Кирилл вздохнул с
облегчением, когда мальчишки вышли на Владыкино.

Странно, раньше Кирилл никогда и никого не боялся на улицах. Даже
поздно вечером, даже вдалеке от дома. Наверное потому, что он был,
этот дом.

-- Ты хорошо дорогу помнишь? -- спросил Визитер.

-- А разве ты не смог бы найти?

-- Смог бы. Но только искал бы долго... не хочется.

Они понимающе переглянулись. Визтер чувствовал то же самое, что и он.

Визитер тоже боялся не только конкурентов, но и людей.

-- Помнишь, мы однажды смотрели какой-то американский ужастик, где за
пацаном кукла гонялась? -- спросил Кирилл.-- С ребятами из "Штурмана".
Веснин потом еще сказал, что интересно было бы на пацана посмотреть
года через два. Не с®ехала ли у него крыша.

-- Он не так сказал,-- поправил Визитер.-- Он сказал, "интересно, как
далеко у него крыша уехала..." Надо будет позвонить Вале. Он,
наверное, волнуется.

Кирилл кивнул. Поколебался секунду, прежде чем спросить:

-- А сколько вообще человек о нас волнуются? Как ты думаешь?

-- Человек десять,-- не задумываясь ответил Визитер.-- Слугин,
например. Но он не только о нас, он еще за пистолет переживает. Уже
сам себе удивляется -- зачем ввязался. Ну, Валя... Еще кое-кто из
"штурманов". Соседка, Ольга Павловна.

-- Да?

-- Угу. Только она так волнуется... по-своему. Звонит
старушкам-подружкам. Говорит... всякое. Уверяет их, что тебя уже давно
какие-нибудь бандиты продали в Штаты, для того, чтобы сердце и почки
миллионерам пересадить.

Кирилла передернуло:

-- Замолчи...

-- Почему? Так и есть. Она тебя, конечно, жалеет. Мол, "воспитанный
мальчик, хоть и связался с бандитами..." Но ей интереснее было бы
знать, что с тобой и впрямь что-то страшное произошло. Тогда можно
всех на свете обвинять, от президента до милиции и дворников. Хотя она
даже себе в этом не признается. Добрая старушка... Пошли, Кирилл.

С последними ручейками пассажиров они вышли из метро. Кирилл немного
поплутал утром, уходя от писателя, зато сейчас найти дорогу было
легче.

-- Если нас убьют, то ты дурак,-- сказал Визитер, когда они подходили к
дому. Он вроде бы и шутил, но голос у него был слишком громкий,
_заведенный_. Кирилл кивнул:

-- Ладно, договорились.

Под®езд был светлым, лампочки, хоть и тусклые, горели на каждом этаже.
Перед дверью они еще раз переглянулись. За ней было тихо... может быть
и нет там никого? Зато за соседней громыхал рок, так энергично, словно
хозяева решили непременно оглохнуть к утру.

-- Звони,-- Визитер засунул руки в карманы.-- Давай-давай.

Кирилл коснулся кнопки. Тонко заныл звонок. Они подождали с минуту, но
за дверью царила тишина. Визитер отстранил Кирилла, нажал на звонок
сам, долго, требовательно, с короткими паузами -- так Кирилл звонил
себе домой, если прибегал с улицы зимой, с мороза, и без ключа...

-- Если очень поспешим, то успеем доехать до Вальки,-- сказал
Визитер.-- Или не успеем... А чердак в этом доме есть?

Ночевать на чердаке Кирилл не собирался. Даже не потому, что боялся
темноты, бомжей, или холода. Просто -- это был бы _край_. Граница, за
которой уже невозможно стать прежним.

Одиночество.

Он снова позвонил, уже чувствуя подползающее отчаяние. Тишина и
пустота -- это даже хуже страха, хуже врагов. С ними не повоюешь. Как
глупо -- проспорив весь вечер, ехать ли к писателю, можно ли ему
довериться, они не задумались о самом страшном.

О жалобном, как щенячий скулеж, звуке звонка в пустой квартире...

Торопливые шаги. Щелчок замка.

Дверь открылась.

@@ 12

Мальчик, звонивший в дверь, был Кириллом.

Мальчик, стоящий у него за спиной, был Визитером.

Ярослав открывал, даже не задумываясь, кого увидит. Не позаботившись
посмотреть в глазок.

Почему-то ему казалось, что пришел Посланник Тьмы. Наверняка
обаятельный, спортивный, молодой...

И с глазами цвета плавленного свинца.

-- Заходите,-- сказал Заров, отступая на шаг.

Кирилл прошел сразу, Визитер секунду потоптался на пороге. Прикрыл за
собой дверь, посмотрел Ярославу в глаза. Медленно протянул руку и
повернул головку замка.

-- А где Визард? -- спросил Заров.

-- Его убили,-- Визитер по-прежнему не отрывал от него взгляда. Левую
руку он держал в кармане.

Ярослав кивнул. Удивления не было -- ни капли.

Как бы они не издевались друг над другом, как бы не ругали чужие
победы -- их близость была несомненной. Знание и Творчество.

Интеллектуальные отбросы жизни.

Связанные невидимой общностью.

-- Если пришел стрелять -- стреляй,-- сказал он.-- Или вынь руку из
кармана. Нервирует.

Визитер вытащил руку. Протянул ему.

-- Добрый вечер.

Заров молча кивнул. Очень добрый вечер, ничего не скажешь.

Чудесный...

-- Вы болеете? -- спросил Кирилл.-- У вас глаза... больные.

-- Я просто пьян.

Кирилл с сомнением покачал головой.

-- Был пьян,-- поправился Заров.-- Пойдемте.

Он зашел в комнату, сел на незаправленный с утра диван. Мальчишки
стояли в коридоре, переглядывались.

-- Ярослав Сергеевич...-- Визитер, очевидно, решил взять беседу на
себя.-- Мы хотим обсудить... альянс.

-- Альянс,-- задумчиво повторил Заров.-- Да.

-- Мы...-- Визитер зашел в комнату, быстро осмотрелся,-- понимаем, вы
специально отпустили утром Кирилла. Но все равно, у нас больше выхода
нет.

Ярослав поднял голову. Вначале он даже не понял.

Потом ему стало смешно.

_Уходишь, не попрощавшись..._

Конечно, чего еще ждать от человека, чья профессия -- лгать.
Жонглировать разноцветными гирляндами слов.

Да, утром он придумал прекрасный, лживый ход. Провокацию. Отпустить
второстепенного противника, чтобы заманить более важного.

-- И все-таки, давайте обсудим возможности совместной работы. Хотя бы
временной.

Визитеру, наверное, казалось, что он сейчас взрослый и серьезный.
Достойный партнер для взрослых Посланников.

-- Я честно говорю,-- в голосе Визитера дрогнула жалобная
нотка.-- Давайте обсудим...

Он снова сунул руки в карманы, торопливо вынул их, заложил за спину.
Ему очень хотелось произвести хорошее впечатление.

В комнату вошел Кирилл. Молча обогнул Визитера, остановился перед
Заровым.

-- Ты веришь, что я заманивал вас в ловушку? -- спросил Ярослав.

Кирилл покачал головой. Уточнил:

-- Почти не верю.

-- Спасибо.

-- Это Слава... наверное, об этом думал. Он... здесь?

-- Да. В ванной,-- это было такой же ложью, как и сказать "нет", но
почему-то Ярославу больше понравился утвердительный ответ.

Мальчик спросил, требовательно, даже обвиняюще:

-- Если он захочет нас убить -- вы ему помешаете?

Заров покачал головой. В груди закололо, холодной тупой иглой. Вот уж
ни на что не жаловался никогда -- так это на сердце.

-- Он уже не захотел, мальчики.

-- Откуда вы знаете? -- резко спросил Визитер.-- Он вчера вечером врал!

-- А сегодня вечером -- убил себя.

Заров не отрывал взгляда от Визитера, пока тот не опустил глаза,
поверив. Прижал ладони к лицу. Пальцы -- как лед, но сквозь
кожу -- частящий разнобой пульса.

Неизмеримо талантливее и цинично-честнее, но Слава был им. Со всеми
своими придуманно-настоящими жизнями... наскальными рисунками и
средневековыми фресками -- которые рисовал он, с песнями под лютню и
органными фугами -- которые он сочинил, мрачными соборами и пышными
дворцами -- которые он построил, с ветхими манускриптами и толстенными
книгами -- которые он написал.

Все зло, и все добро, что было в Визитере... да плевать на них! Он был
им. Он знал о нем все.

Никто и никогда не сможет пройти по тайникам его души так, как мог он.
Да Ярослав и не пустил бы туда никого. Лишь Славу -- который был им.

Но в каком-то темном чулане, среди поломанных стульев и разбитых
копий, его Визитер увидел пыльное зеркало, ждавшее его руки. Он стер
пыль,