Александр Бушков. Великолепные гепарды

--------------------
 Александр Бушков. Великолепные гепарды
____________________________
 Из коллекции Вадима Еpшова
 http://www.chat.ru/~vgershov/
--------------------


                         (Записки человека долга)


        Пролог. ЗА ТРИ ДНЯ ДО ОСНОВНЫХ СОБЫТИЙ

     Большую черную машину они остановили у поворота, где на металлическом
штыре сидел расписной керамический гном, а  рядом  прохаживались  у  своих
мотоциклов люди из блокер-группы.  Молча  шли  по  осеннему  лесу,  подняв
воротники плащей, хотя дождя и ветра не было, почему-то шли гуськом,  след
в след, хотя тропинка была широкая.
     - Сколько там людей? - не оборачиваясь, спросил тот, что шел впереди.
Во рту у него была прямая трубка, и оттого вопрос прозвучал  невнятно,  но
его поняли. Когда говорит генерал, младшие по званию, как правило, слушают
очень внимательно. Тем более в такой ситуации.
     - Уже человек двадцать. Местная полиция выведена из игры -  я  звонил
их министру.
     - Как по-вашему, сколько у него патронов?
     - Пока выпустил семнадцать, мой генерал. Сколько осталось,  никто  не
знает. Мы пришли, вот...
     Домик был маленький, яркий, аккуратный. У крыльца стоял  забрызганный
грязью автомобиль с распахнутой дверцей, к нему прилипли желтые листья,  и
левая фара была разбита.
     - Гнал как бешеный. Хорошо, Ричи не растерялся, сел ему  на  хвост  и
немедленно связался со мной.
     - Начнем.
     Тому, кого называли генералом, подали микрофон. Все замолчали.
     - Лонер, - сказал он, и гремящее эхо улетело в чащу. - Капитан Лонер,
я к вам обращаюсь!
     Пуля, противно свистнув, срубила ветку высоко над их головами.  Никто
не пригнулся. Ветка не долетела до земли, запуталась где-то в кронах.
     - Лонер!
     Карабин хлестко щелкнул три раза подряд, высоко  над  головами  людей
взвихрились листья.
     - Вот так и продолжается. Нужно что-то делать. По-моему, единственный
выход - газовые гранаты.
     - Я бы мог пойти к нему. Я уверен, он не станет в  меня  стрелять,  -
все время он бьет поверх голов. Вы разрешите, генерал?
     - Нет. Не стоит рисковать. Святые Себастьяны  мне  не  нужны.  Лонер,
выходите, это бессмысленно!
     Выстрел. Выстрел. Выстрел. И тишина.
     - Ну ладно. Мы его скоро возьмем. Но скажет мне кто-нибудь, что могло
так на него подействовать?
     Они молчали. Сказать было нечего. Существуют люди,  которые  никогда,
ни за что не сломаются. И все же?
     - Пускать газометчиков, мой генерал?  -  спросил  грузный  человек  в
синем плаще.
     - Подождите, Патрик,  езжайте  в  город.  Свяжитесь  с  Региональным,
разыщите  Кропачева  и  Некера.  Некер,  по-моему,  в  Роттердаме.   Пусть
немедленно   высылают   замену.   Резерв   в   готовность.    Подтягивайте
газометчиков.
     Человек в синем плаще попробовал по привычке щелкнуть  каблуками,  но
на усыпанной листьями земле у него ничего не получилось, и он смутился.
     - Лонер, - генерал снова взял микрофон, и снова пуля пробила редеющую
осеннюю листву. - Одно слово - что там? Хоть это  сказать  можете?  Вы  же
мужчина, офицер, черт побери...
     В ответ раздался вопль насмерть перепуганного человека:
     - Там преисподняя!
     - Внимание, газометчики, пошли!
     Сухо треснул еще один выстрел, показавшийся глуше тех,  что  били  до
него. Сначала никто ничего не понял, а когда  поняли,  к  домику  со  всех
сторон бросились люди в форме  войск  ООН,  в  штатском,  в  маскировочных
комбинезонах. Генерал остался  на  месте  и  видел,  как  капитан,  первым
распахнувший входную дверь, вдруг с места остановился на пороге, посмотрел
себе под ноги, медленно поднял руку, снял фуражку и остался стоять так...
     - Господи! - выдохнул кто-то.

     С о в е р ш е н н о   с е к р е т н о.   С т е п е н ь   А-1.
     Капитан Лонер Жан-Поль (Звездочет).
     Профессиональный разведчик. Родился в 2007 г.
     В  июне  2032  г.  закончил  военное  училище  "Статорис"  (факультет
контрразведки). Следователь по особо  важным  делам  Международной  Службы
Безопасности  ООН  (управление   "Дельта").   Два   национальных   и   три
международных ордена. Женат. Сын. Дочь.


        День первый.

     - Что вы подразумеваете под конфликтом?
     - Когда люди грызут друг другу  глотки,  -  сказал  он.  -  Вовсе  не
обязательно в буквальном смысле.  Главное  -  враждующие  непримиримы.  Вы
согласны с тем, что и будущее невозможно  без  конфликтов,  спасибо  и  на
том... Но вы упорно считаете, что все ограничится чинным ученым  спором  в
каком-нибудь хрустальном амфитеатре. А я пытаюсь  втолковать  вам,  что  и
через сто, двести лет  конфликты  так  и  не  приобретут  характера  чисто
словесной дуэли. Всегда будут какие-то действия - не грязные, не кровавые,
но так или иначе ограничивающие возможность одного из противников бороться
и дальше. Действия.
     - Знаете, расскажите лучше о ваших творческих планах.
     - Вы увиливаете.
     - Потому что не могу с вами согласиться, - сказал я.
     - Потому что вы из упрямых, - передразнил он мою интонацию. - Упрямец
вы, Адам, - правда, имя у вас интересное. Адам Гарт. Прекрасное имя  -  по
нему абсолютно невозможно  определить  вашу  национальную  принадлежность.
Европеоид - и точка. Идеальное имя для разведчика.
     - Фамилию родителей мы не выбираем, - сказал я. -  А  имена  родители
дают нам, не спрашивая нас. Итак?
     - Итак... Когда-то боролись с устаревшими  общественными  формациями.
Побороли. Боролись с ядерным оружием и регулярными армиями.  Разоружились.
Сейчас борются с экстремистами. Я уверен, скоро одолеют и их. На  дворе  -
не Эдем еще, но далеко уже не клоака. А дальше? Вам не приходит в  голову,
что человечество без оружия и войн, обеспеченное хлебом и  работой,  стоит
на  пороге  новых,   неведомых   конфликтов?   Конфликтов   благополучного
человечества. Любой самый привлекательный образ жизни, любая  общественная
формация не вечны, что-то должно прийти им на смену, иначе - застой.  Хоть
с этим вы согласны?
     - Ну да, - сказал я, щелчком отправив за борт окурок.
     - Вот. Ну а если общество встретится с конфликтами, которых мы пока и
представить себе не можем?  Ну,  скажем,  борьба  сторонников  космической
экспансии  с  домоседами.  Противостояние  биологической   и   технической
цивилизаций? Сторонников  изменения  человеческого  тела  -  с  теми,  кто
считает наше тело вечной и незыблемой святыней?  Непримиримая  схватка?  -
Догарда прищурился. - Непримиримая.
     Признаться, он мне надоел. Вскоре должен был показаться  город,  а  я
еще многого не продумал, не успел составить четкого плана действий -  так,
наметки, черновики. Впрочем, тут и не может быть четкого плана действий...
     Догарда задумчиво курил  -  розовый,  тугой,  как  дельфин,  с  лихой
шкиперской бородкой. Он был фантастом. Очень  известным  и  популярным  не
только на континенте. И потому умел играть словами, как  черт  -  грешными
душами. А я просто-напросто не умел дискутировать о будущем человечества и
гипотетических  путях   его   развития,   моя   специальность   -   сугубо
злободневные, сиюминутные дела, ничего общего с социальной футурологией не
имеющие.
     - Вы мне не ответили, Адам.
     Я очнулся и вспомнил, что меня со вчерашнего дня зовут Адам.
     - Вряд ли мы переубедим друг  друга,  так  стоит  ли  тратить  порох?
Скажите лучше, что вам понадобилось в городе?
     - Посмотреть хочу, - сказал он. - Я люблю бывать там, где есть тайна.
Тем более такая тайна.
     В этом мы как раз не сходимся, мог бы я сказать. Я  терпеть  не  могу
шататься по всяким таинственным местам, но именно поэтому меня то  и  дело
туда забрасывает. Точнее, забрасывают. И ничего тут  не  поделать,  потому
что другой жизни мне не надо.
     Пассажиры сгрудились у правого борта и прилипли к биноклям,  хотя  до
города оставалось еще несколько  миль.  Мы  долго  молчали.  Потом  к  нам
подошел моряк, кивнул мне и сказал:
     - Попрошу приготовиться. Скоро берег.
     И ушел, сверкая золотыми нашивками. Теплоход ощутимо гасил  скорость.
Я поднялся и стал навешивать на себя фотоаппараты и диктофоны -  реквизит,
черт его дери. Догарда помог мне привести в порядок перепутавшиеся ремни.
     - Надеюсь, мы встретимся в городе.
     - Надеюсь, - сказал я без всякого воодушевления.
     Теплоход остановился на рейде. Невысокие синие волны шлепали о  борт.
Матросы  установили  трап  с  перилами,  пассажиры  расступились,   и   я,
навьюченный аппаратурой от лучших фирм, прошел к  борту  под  перекрестным
огнем пугливых,  любопытных,  восторженных  взглядов.  Теплым  напутствием
прозвучал чей-то громкий шепот:
     - Пропал репортер, а жалко, симпатичный...
     Я оставил это без внимания, поправил ремни и шагнул на  трап  -  увы,
это были не те ремни  и  не  тот  трап.  Я  был  единственным  пассажиром,
высаживавшимся в городе (Догарда  собирался  прилететь  туда  двумя  днями
позже), и капитан не стал заходить в  порт.  Вряд  ли  на  такой  шаг  его
толкнули  одни  заботы  об  экономии  топлива.  Наверняка  боялся.  Слухов
расплодилось несметное количество, и они были настолько нелепыми,  что  им
верили даже умные люди. Как всегда. Реликтовый мистицизм. Стоит  случиться
чему-то странному, и моментально расползутся дилетантские гипотезы, в  ход
пойдут,  как  водится,  пришельцы  с  неподвижных  звезд,  хулиганствующие
призраки  тамплиеров,  шаманы  малоизвестных  племен  и  дерево-людоед  из
девственных  джунглей  Борнео.  А  достоверной  информации  нет,  надежных
отчетов нет, серьезных исследований нет,  есть  только  паническое  письмо
отцов города во все инстанции,  вплоть  до  Ватикана  и  Красного  Креста.
Письма, похожие на громогласный рев  заблудившегося  карапуза.  Исключение
представляет только последнее письмо - анонимное, но не паническое, скорее
загадочное, однако, безусловно, написанное нормальным человеком. И  еще  у
нас есть самоубийство одного и полное молчание другого -  а  это  люди,  в
которых до недавнего времени никто не посмел бы усомниться.  Их  послужной
список, их деловые качества...  Они  ничем  не  уступают,  а  в  чем-то  и
превосходят человека, которого сейчас зовут Адам Гарт. Один  из  них  даже
был? в свое время учителем и наставником так называемого Адама Гарта...
     Уверенно застучал двигатель моторки, острый нос задрался над волнами,
и голубая вода  вскипела  белой  пеной,  борт  теплохода  остался  позади.
Навстречу мне летел город - белая балюстрада набережной,  яркие  платья  и
пестрые рубашки, качающиеся на привязи яхты,  стеклянные  здания,  большая
надпись  "Добро  пожаловать!",  выведенная  белой  краской  на   парапете,
разлапистые  пинии,  приткнувшийся   в   квадратной   выемке   ало-голубой
гидропланчик. И метеориты. Вот ты и  прибыл,  сказал  я  себе,  вот  ты  и
прибыл. Адам, только твой Эдем, похоже, полон чудовищ и прочей нечисти...

     С о в е р ш е н н о   с е к р е т н о.   С т е п е н ь   А-1.
     Полковник Кропачев Антон Степанович (Голем).
     Профессиональный контрразведчик. Родился в 2010 г.
     В 2028-2031 гг. служил в авиадесантных частях войск ООН.  В  2033  г.
закончил военное училище "Статорис" (факультет контрразведки). В настоящее
время - следователь. Отдел кризисных  ситуаций  МСБ,  член  Коллегии  МСБ.
Девять национальных и пять международных орденов. Нобелевская премия  мира
(2039). Холост.

     Моторка остановилась у широкой каменной лестницы, стукнулась  бортом.
Три нижних ступени лестницы были под водой, а в воде плавали  апельсиновые
корки, мятая пачка от сигарет и страница комикса.
     Я взял чемодан и пошел вверх по лестнице. Итак, добро пожаловать. Мир
входящему. Будем надеяться, что и уходящему тоже...
     Поднявшись на уровень земли, я поставил чемодан и огляделся.  Тут  же
кто-то за моей спиной спросил:
     - Приезжий?
     Я медленно обернулся. Передо  мной  стоял  крупный  мужчина  в  белом
костюме  и  фуражке  с  затейливым  гербом  какого-то   яхт-клуба.   Тоном
профессионального гида он спросил:
     - Памятные места, достопримечательности, древности?
     - Специализируетесь?
     - Специализировался, - сказал он. - Экскурсионные прогулки, морские и
по городу. Автобусы, моторки.  Ныне  -  архимертвый  сезон.  Один  трактор
остался. Туристы отхлынули, и грех их за это винить...
     Он посмотрел  в  небо,  голубое,  безоблачное,  исчерканное  во  всех
направлениях дымными полосами. Метеориты падали и падали,  безостановочно,
как  на  конвейере,  сгорали  над  крышами,  распадались  пылающей  пылью,
сыпались, как зерно из распоротого мешка, и не было им числа, и не было им
конца. Каждую секунду - метеорит. Может быть, чаще. Небо напоминало паучью
сеть, раскинутую над городом. Правда, паучья сеть красивее.
     - Время бросать камни... - сказал он. - И хоть бы один на землю упал.
     - Да, впечатляет, - сказал я. - Словно небо взбесилось.
     - Скажите лучше - преисподняя.
     - Преисподняя вроде бы располагается в подземельях,  -  сказал  я.  А
здесь - небо...
     - Так как насчет достопримечательностей?
     - Понимаете,  я  ведь   приехал   сюда   работать.   Из-за   границы.
"Географический еженедельник" Международный журнал, редакция в Женеве.
     - Не слышал...
     - Больше     узкопрофессиональный,     чем     развлекательный      и
научно-популярный, - сказал я. - Мало кто знает.
     - Может, это и к лучшему, что узкопрофессиональный, -  сказал  он.  -
Потому что  обычные  заезжие  журналисты  суют  нос  под  одну  рубрику  с
двухголовыми телятами и очевидцами приземления летающих  тарелок.  Правда,
до вас уже  был  один  такой  -  тоже  с  самими  серьезными  намерениями,
узкопрофессиональный и близкий к кругам.
     - И что?
     - И ничего, - сказал он. - В первые дни развил бурную деятельность, а
теперь просиживает штаны в моем кабаке. Вроде бы мне это только на руку  -
хороший клиент, бочку уже выпил, наверное. А с другой  стороны,  обидно  -
очень уж деловым показался сначала, а теперь забыл и о делах,  и  о  своем
Стокгольме (услышав про Стокгольм, я навострил уши). Когда только  с  него
отчет потребуют? Или в ваших  международных  журналах  такое  поведение  в
порядке вещей?
     - Да нет, - сказал я. - Он что, тоже из международного?
     - Да. Какая-то "Панорама". Лео Некер. Не слыхали?
     - Нет. А вашим любезным предложением  насчет  достопримечательностей,
быть может, и воспользуюсь. Где вас найти?
     - Бар "Волшебный колодец", - сказал он. - После пяти всегда  открыто.
Милости просим. Меня зовут Жером Пентанер.
     - Адам Гарт.
     Он кивнул мне и вразвалочку пошел вдоль парапета.
     Я увидел условленную скамейку, сел, достал из  кармана  магнитофон  и
вставил первую попавшуюся кассету Наконец-то появился мой человек.
     - Здравствуйте, - сказал он. - Я Зипперлейн.
     - Присаживайтесь, -  сказал  я  после  обмена  ритуальными  словесами
пароля. - Антон Кропачев.
     - Тот самый?
     - Тот самый.
     Он сел, тихонько покряхтывая по-стариковски. Ему было под шестьдесят,
седой, худощавый, похожий  на  коршуна.  Несмотря  на  теплую  погоду,  он
напялил синий плащ и застегнул его на  все  пуговицы.  Некоторые  на  него
оглядывались.
     - Вам не жарко?
     - Представьте, нет. Почему-то все время зябну.  Может  быть,  это  от
нервов, как вы думаете? (Я пожал плечами.) Черт его знает... Опоздал  вот,
что совершенно недопустимо. Пойдемте, машина у меня за углом. Мы сняли для
вас номер.  Собственно,  можно  было  и  не  заказывать,  половина  отелей
пустует, да уж положено так... Что вам еще нужно? Машина?
     - Пока что нет. Я хочу сначала осмотреться сам, чтобы не зависеть  от
чьих-то суждений и мнений, которые наверняка ошибочны - ведь никто  ничего
не  знает  точно.  И  номер  в  гостинице  меня,  откровенно  говоря,   не
устраивает. Нельзя ли поселить меня под благовидным  предлогом  в  частном
доме, где есть... как вы их зовете?
     - Ретцелькинды,  -  сказал  он.  -  По  аналогии   с   вундеркиндами.
Ретцелькинд - загадочный ребенок. Кажется, термин  неточный,  на  немецкий
переведено плохо, да так уж привилось...
     - Странный термин.
     - Потому что вы слышите его впервые.
     - Вы правы, - сказал  я.  -  Итак?  Между  прочим,  вас  должны  были
предупредить о возможном варианте "частный дом".
     Он думал, глядя перед собой. Над  крышами  безостановочно  вспыхивали
метеориты,  и  это  производило  впечатление,  а  в  первые  минуты   даже
ошеломляло.
     - Есть вариант, - сказал Зипперлейн. - Подруга моей племянницы, очень
милая и понимающая женщина. Сын шести лет, муж погиб.
     - Прекрасно, - сказал я. -  Теперь  об®ясните  мне,  бога  ради,  что
происходит с Некером? Почему о том, что он пьянствует, и, судя  по  всему,
беспробудно, я узнаю от первого встречного? И, между прочим, мне очень  не
понравилось, что я узнал о нем от первого встречного, - что-то я не верю в
такие случайности...
     - Да? А от кого?
     Я сказал.
     - Ну, это вы зря, Пентанер - человек приличный. Просто работа у  него
такая - встречать приезжающих. Вот вам и случайность. А что  до  Некера...
Откуда мы знаем, игра это или он действительно бросил дела и пьянствует? Я
не могу поверить...
     - Резонно, - сказал я. - Простите. Я знаю Некера четырнадцать  лет  и
потому не могу поверить... Правда, я о Лонере  помню.  Зипперлейн,  у  вас
есть дети?
     - Моим уже за тридцать.
     - Наверное, следовало спросить о внуках...
     - Один внук пяти лет.
     - И?
     - Да, - сказал он. - Ретцелькинд.
     - И что вы обо всем этом думаете?
     - Я боюсь. Бояться вроде бы стыдно, но я боюсь.
     - Понимаю.
     - Ничего вы не понимаете, - сказал  он.  -  Извините,  полковник,  но
чтобы  понять  нас,  нужно  побывать  в  нашей   шкуре.   У   меня   почти
тридцатилетний стаж, четыре ордена и четыре раны, но сейчас я боюсь  -  до
боли, до дрожи. Вы представляете, что это такое - жить в  городе,  который
вот уже  третий  месяц  бомбардируют,  кажется,  все  метеориты  Солнечной
системы. А ночью - северные  сияния,  миражи.  Да-да,  даже  миражи  ночью
бывают...  И  еще  многое.  Любое  из  этих  явлений  природы  имеет  свое
материалистическое,  научное  об®яснение,  но  ни  один  ученый  не  может
об®яснить, почему все это сплелось в  тугой  узел  именно  здесь.  А  ведь
метеориты и прочие оптические явления - лишь верхушка айсберга, безобидные
декорации сцены, где разыгрываются кошмары... Да, мы боимся.
     - Вы можете кратко об®яснить, что происходит с детьми?
     - У вас у самого есть дети?
     - Нет.
     - Плохо, - сказал он. - Будь у вас дети, вы быстрее поняли бы. Дело в
том, что наши дети, я имею в виду ретцелькиндов, словно бы и не дети.  Вот
вам и квинтэссенция. Словно бы они и не дети.
     - Преждевременная взрослость? Вундеркинды?
     - Да нет же, - досадливо поморщился Зипперлейн. - Вот видите,  вы  не
поняли. Вундеркинды - это совсем  другое.  Пятилетние  поэты,  шестилетние
математики, семилетние авторы поправок к теории относительности вписаны  в
наш обычный мир,  вписаны  в  человечество,  если  можно  так  выразиться.
Ретцелькинды - другие. Словно бы среди нас  живут  марсиане  -  со  своими
идеями,  со  своей  системой  ценностей  и  стремлениями,  о  которых   мы
ничегошеньки не знаем и не можем узнать, потому что они с нами об этом  не
говорят! Ну не могу я об®яснить! Речь идет о  явлении,  для  которого  нет
терминов, потому что ничего  подобного  прежде  не  случалось.  Вы  только
поймите меня правильно...
     - Понимаю, - сказал я. - Пойдемте.
     Зипперлейновская   малолитражка   была   старомодная,   опрятная    и
подтянутая, как старый заслуженный боцман перед  адмиральским  строем.  Мы
уселись.
     - Что мне сказать Анне? - спросил Зипперлейн.
     - Моя будущая хозяйка?
     - Да.
     - А вы чистую правду говорите, -  с