терьем,  повинен  постоянно
носить на груди гильдейский знак. Бляха эта очертаниями повторяет гербовый
щит государства, разделена на две части, и в верхней помещен  герб  города
(если город гербовый) либо герб короля (если город коронный), а в нижней -
эмблема данной гильдии.  Кроме  того,  знак  снабжен  отличиями,  наглядно
сообщающими окружающим, к какому из пяти гильдейских разрядов его владелец
принадлежит.
     Жены же членов гильдии носят уменьшенное подобие сего знака на груди,
на цепочке. Если женщина не супруга чья-то, а  сама  есть  мастер  некоего
ремесла (скажем, кондитерша, повариха либо  содержательница  таверны),  то
знак она носит на груди, как мужчины.
     Есть  у  разных  гильдейских  разрядов  и  правила   ношения   одежды
(запрещающие иным  гильдиям  иные  ткани,  признанные  чрезмерно  для  них
роскошными), но обширная сия тема требует отдельного письма.
     И  завершу  рассказом  о  крестьянстве.  Оное  делится  на   крестьян
сеньоров, крестьян короны и  фригольдеров.  Первые  обитают  во  владениях
дворян, вторые - в землях, числящихся королевскими доменами.  Есть  у  них
свои права, нельзя их убивать, пытать членовредительно и отнимать нажитое,
но переходить к другим хозяевам они не вправе. Была у  них  некогда  такая
привилегия, но давно отнята, и не скажу, чтобы крестьяне смирились с  этим
окончательно, иначе не бунтовали бы порой.  Фригольдеры  же  имеют  статус
вольных, за каковой, легко догадаться, держатся паче жизни.
     Фригольдеры повинны носить на шапке оловянный медальон с изображением
пшеничного колоса. У крестьян короны таковой  снабжен  еще  короной,  а  у
крестьян сеньоров - гербом хозяина.
     Нужно упомянуть, что законы жестоко карают  за  присвоение  человеком
отличительных знаков, на  которые  он  не  имеет  права,  пусть  даже  это
совершено шутки ради. А если он пошел на  это  ради  получения  выгод,  то
наказание еще тяжелее. Как ни странно покажется, но  наказание,  пусть  не
столь суровое,  ждет  и  того,  кто  выдает  себя  за  особу,  стоящую  на
общественной лестнице ниже, чем это есть в  действительности.  Впрочем,  в
таковых порядках,  если  призадуматься,  есть  здравый  смысл  -  человек,
добровольно спустившийся ниже, чем его поставила  судьба,  попросту  глуп,
если только  это  не  служитель  божий,  взыскующий  аскетизма,  или  юный
влюбленный, не нашедший других путей, дабы видеться со своей возлюбленной.
     В чем-то,  похоже,  стройная  система  гильдий  некритически  следует
закостенелым традициям. Так, заводские  мастеровые  и  мастеровые  паровых
машин - люди изрядно образованные и умелые, и Железная  гильдия  для  них,
многие соглашаются, чересчур уж низка. Но представители  молодых  ремесел,
увы, явились, когда лучшие места были уже заняты. В  том-то  и  суть,  что
против повышения статуса вышепоименованных возражают в первую очередь сами
высшие гильдии, ссылаясь на тысячелетний уклад жизни. Не вижу в том ничего
удивительного, ибо давно ведомо, что люди сплошь и рядом питают к ближнему
своему даже более сильную неприязнь, ревность и зависть, нежели к  высшим.
Высшее далеко, и завидовать им  нелепо,  ибо  не  всегда  и  представляешь
толком, чему именно из жизни высших завидуешь, ибо не осведомлен о таковой
в должной мере. Ближний же - рядом, на  глазах,  и  негоже  позволять  ему
превзойти тебя, особенно  если  знаешь  в  глубине  души,  что  он  такого
превосходства заслуживает... Несовершенен человек, друг мой Чедогон, и  не
нам изменить природу его...


                    О купеческом союзе, именуемом Ганза
               (выдержки из шестого письма реверена Гонзака)

     Расскажу теперь, друг Чедогон, как выглядит  на  Таларе  Ганза,  чьих
купцов нам доводилось встречать и на Сильване.
     В противоположность Балонгу, своему  извечному  сопернику,  Ганза  не
составляет государства в привычном понимании сего слова. Ганза  есть  союз
ста одиннадцати городов, расположенных как на Харуме, так  и  на  значимых
морских островах, причем все  без  исключения  города  эти  помещаются  на
берегах, морских и речных. А произошло так оттого, что  Ганза  возникла  в
древние времена, когда из-за слабости тронов, непрестанных войн на суше  и
разгула пиратов на водах торговое плавание что по морям, что по рекам было
занятием крайне рискованным, и единственной защитой  тут  был  собственный
меч. Так и сложился союз купцов-корабельщиков,  к  вящей  своей  выгоде  и
безопасности неустанно укреплявших флот свой и города.  И  поскольку  цели
Ганзы были  несложными,  ясными  и  четкими,  а  укрепление  государств  -
процессом не в пример более долгим, путаным и хаотичным, означенная Ганза,
пусть и лишившаяся с бегом столетий  прежней  вовсе  уж  невиданной  мощи,
остается все же сильной. Есть у них торговый флот, есть  военный,  даже  с
пароходами,  а  города  их  изрядно  укреплены  и   располагают   сильными
гарнизонами.  И  не  подчиняются  они  законам   того   государства,   где
расположены, - не совершая, со своей стороны, ничего такого,  что  шло  бы
вразрез с законами "прилегающей державы" (как любят  выражаться  ганзейцы,
коим похвальба и честолюбие свойственны в  той  же  степени,  что  и  всем
прочим). А если какой король,  что  случается  даже  теперь,  посягнет  на
лежащий в пределах его державы  город  Ганзы,  то  все  прочие  ганзейские
города,  об®явив  тревогу,  идут  на  выручку,  и  сила  их  такова,   что
об®явленная ими какой державе война  способна  державу  сию  не  на  шутку
озаботить. А общего сговора всех королей и владык против  Ганзы  ждать  не
приходится - ибо не случалось  еще  в  истории,  да  и  не  случится,  мне
думается, чтобы все без  исключения  монархи  пришли  к  полному  согласию
касаемо  столь  сложного  вопроса.  Столь  сердечного   согласия   удается
достигнуть  лишь  в  делах  более  простых,  да  еще  направленных  против
слабейшего - как это было с Сандоварским Уложением [Сандоварское  Уложение
узаконило упоминавшееся выше решение о запрете  владыкам  Вольных  Маноров
возводить людей в дворянство]. Так что Ганзой  за  последние  семьсот  лет
утрачено лишь четыре города (не включаю в это  число  тех,  что  оставлены
самими ганзейцами под натиском Глаз Сатаны).
     Промышляют ганзейцы главным образом торговлей и  перевозкой  товаров.
Занимаются они и банкирским делом, но таковое почти  повсеместно  в  руках
Балонга, и успехи Ганзы на сем поприще ничтожны (что ее,  говорят,  злит).
Сословия и гильдии у них те же, что и у  большинства  держав,  хотя  число
гильдий и составляет у ганзейцев не пятьдесят, а сорок восемь, нет в Ганзе
ни гуртовщиков,  ни  мастеров  воздушных  шаров  и  планеров  -  одиночным
городам-государствам, стесненным по территории, сии  ремесла  ни  к  чему,
равно как и телеграфисты. Кроме того, иные гильдии вроде  корабельщиков  и
моряков с речными матросами стоят выше, чем в других державах, а иные - не
в пример ниже.  Крестьяне  есть  при  сорока  шести  городах,  и  все  они
фригольдеры. А дворянства своего не  имеется.  Те  из  ронинов  [ронины  -
младшие сыновья из дворянских родов, не имеющие права  на  наследство]  (а
таких немало), кто поступает на службу Ганзе, не располагает в ее  городах
теми привилегиями, что имеют дворяне других держав, зато пользуются  всеми
правами вольного ганзейца, а это им обеспечивает известное благополучие  и
защиту. Нужно еще добавить, что преступлений в  ганзейских  городах  не  в
пример меньше из-за малого притока посторонних. В  этом  отношении  города
Ганзы, даже крупные, схожи с деревнями, живущими патриархально, размеренно
и замкнуто. Что, впрочем, не означает идиллии,  ибо  природа  человеческая
несовершенна.
     Единого правителя у них нет,  но  раз  в  год  собирается  Ганзейская
Палата из  представителей  всех  городов  -  для  обсуждения  накопившихся
проблем и решения дел, буде таковые  возникнут.  Палата  эта  назначает  в
каждый союз (ганзейские  города  на  континенте,  числом  89,  делятся  на
семнадцать союзов, а остальные, что разбросаны на островах, приравниваются
к  союзу  каждый)  Легата  Палаты,  и  означенные  Легаты  по  иным  своим
обязанностям и должностным функциям выполняют роль правителей.
     Относительно ганзейского герба ходит старинная легенда  -  что-де  во
времена оны некий богатый  судовладелец,  готовясь  перейти  в  иной  мир,
завещал корабль свой тому из сыновей, кто, обойдя в  шлюпочном  состязании
остальных, первым коснется рукой палубы. И один из  сыновей  якобы,  видя,
что победа от него ускользает, отсек себе  руку  и  кинул  ее  на  палубу,
соблюдя тем самым букву уговора. Иные сказке этой  верят,  но  я  подобную
слышал частенько и на Таларе, и  на  Сильване,  причем  речь  шла  о  иных
купцах, не ганзейских. И потому подозреваю, что имеем мы дело  с  бродячим
сюжетом, переходящим от народа к народу.
     Вот и все, пожалуй, о Ганзе.


               О загадочной и поразительной стране Иллюзор
                    (письмо седьмое реверена Гонзака)

     Приступая к рассказу о преудивительном крае Иллюзор,  опасаюсь,  друг
мой Чедогон, что ты можешь не поверить, хоть и знаешь прекрасно, что не  в
моем обычае предаваться шуткам и розыгрышам, когда речь идет о  накоплении
знаний об окружающем нас мире. И все  же  места,  коим  тысячи  лет  назад
кто-то мудрый  присвоил  удивительно  точное  название  Иллюзор,  до  того
поразительны, что окончательно поверить в  их  существование  можно,  лишь
повидав  собственными  глазами.  Я  и   сам,   каюсь,   считал   россказни
преувеличенными,  проистекающими  из  присущей  иным   странникам   манеры
сваливать в одну кучу и собственные наблюдения,  и  пересказы  из  третьих
уст, и упражнения шутников, - мы с тобой и сами, будучи юными  студентами,
находили порой забавы в том, чтобы угощать наивных  чужеземцев  байками  о
чудесах и диковинах, рожденными за кувшином черного пенистого...  Иные  из
этих наших придумок попали и на страницы серьезных книг, за что мне  потом
было стыдно. Но с Иллюзором все обстоит иначе. Он существует, именно такой
- к непреходящей головной боли ученых  книжников,  перерастающей  порой  в
уныние и тупое изумление многообразию и изощренности  загадок,  подсунутых
нам то ли добрыми духами, то ли злыми,  то  ли  лишенными  разума  и  души
силами природы...
     Представь, друг мой,  что  едешь  ты  верхом  по  стране,  прямо-таки
брызжущей жизнью. В лесах рыскают дикие звери, олени и  кабаны,  на  лугах
пасутся стада,  за  плугом  ходят  пахари,  по  большим  дорогам  движется
нескончаемый поток путников, обгоняя тебя  и  спеша  навстречу,  -  тут  и
пешие, и конные, и повозки купцов, и блестящие  дворянские  кавалькады,  и
воинские отряды. Проезжаешь ты городами и деревнями, где  кипит  жизнь  во
всем ее многообразии и блеске,  и  обитатели  заняты  когда  каждодневными
своими делами, когда торжествами и праздниками.
     Таким предстает перед путником Иллюзор. Но очень скоро  ты  заметишь,
что все окружающее немо - ни единый  звук,  кроме  топота  твоего  коня  и
звяканья уздечки,  не  нарушает  всеохватывающей  жуткой  тишины.  И  если
пойдешь ты прямо на встречного,  пройдешь  сквозь,  не  встретив  на  пути
ничего, кроме пустого воздуха. Ибо все, что ты  видишь,  и  все,  кого  ты
видишь, - суть иллюзия.  Не  замечают  они  тебя,  не  видят,  живя  своей
странной, иллюзорной, несуществующей жизнью. Люди, искушенные в  познании,
а также причастные к магии и ведовству, уверяли меня, что с  призраками  и
иной нечистью бесплотные обитатели Иллюзора ничего общего не имеют. Скорее
уж это запечатленные  неведомым  путем  изображения,  никому  не  делающие
дурного и слепые ко всякой попытке установить с ними общение.  Истина  эта
подтверждена за тысячелетия, ибо Иллюзор существовал  уже  в  дописьменные
времена, последовавшие за Штормом.
     Надобно сказать,  что  иные  строения  Иллюзора  существуют  реально,
точнее, остатки таковых - где  фундаменты,  где  стена,  где  целое  почти
здание,  особо  прочно  возведенное  некогда  неведомыми  строителями.  Но
определить это можно лишь на ощупь - ведь всякий дом, амбар или мост взору
твоему представляется  совершенно  целехоньким,  будто  вчера  законченной
постройкою. (Правда, там и сям валяются истлевшие доски и груды рухнувшего
камня, так что  дома  предстают  одновременно  и  в  виде  развалин,  и  в
первозданном своем виде, и зрелище,  признаюсь,  экстраординарное.)  Равно
же, если повезет, можешь отыскать и утварь, а  то  и  драгоценности  -  но
немного, потому что лихие кладоискатели за  пять  тысячелетий  постарались
изрядно. А подчас отыщется и книга, достаточно  сохранившаяся.  Но  читать
тех книг не может никто - написаны они на  непонятном  языке  неизвестными
буквами. А храмы их, где бесплотные обитатели Иллюзора поклоняются  богам,
нам непонятны, и боги такие неизвестны.
     Поскольку находимые там предметы выглядят именно так,  как  и  должны
смотреться пролежавшие тысячелетия  вещи,  в  иллюзорном  своем  состоянии
предстающие новехонькими, поскольку налицо развалины,  легко  понять,  что
Иллюзор есть тень  минувшего,  отображение  существовавшей  в  неизвестные
времена страны, где впоследствии все живое сгинуло неведомо куда (ибо  нет
там множества скелетов), а неживое понемногу ветшало. Вот только никто  не
знает, что это была за страна, что за бедствия на нее обрушились  и  какие
причины вызвали нынешнее, столь диковинное и поразительное, состояние дел.
Об®яснений  за  тысячелетия  накопилось  множество,  есть  и  пространные,
изложенные весьма ученым языком, да вот беда - во-первых,  каждое  из  них
всем прочим противоречит, а во-вторых, ни единое проверить невозможно.
     Опасностей Иллюзор не содержит  почти  никаких.  Забредет  иногда  из
других мест настоящий зверь, но редко - звери не любят Иллюзора.  Кое-где,
рассказывают, обитает нечисть, по всем признакам, укрывшаяся  в  Иллюзоре,
дабы избежать преследований, коим нечистую силу успешно подвергают в  иных
уголках Талара. Бывает и разбойный народ,  пересиживая  погоню  и  укрывая
клады, ибо лучшего укрытия и  не  придумаешь.  Заходят  сюда  и  книжники,
ищущие истины, и просто  любопытные,  кому  средства  позволяют  снарядить
экспедицию.
     А  постоянно  никто  из  живых  тут  не  селится,  разве  что  беглые
крестьяне, коим податься уж вовсе некуда. Первоначально я, не  освоившись,
удивился было, отчего окрестные владетели не воспользовались столь  легкой
и удобной возможностью расширить свои рубежи, однако ж, проведя в Иллюзоре
две недели, принужден был признать правоту моих  проводников,  толковавших
допрежь,  что  жить  здесь  "тягостно".  Поистине  так.  С  каждым   днем,
проведенным  среди  немых  теней  Иллюзора,  нарастает  в  душе  тягостное
ощущение то ли тоски, то ли тревоги. Возможно, ты его сам  себе  внушаешь,
возможно, так дразнит твои чувства диковинность окружающего, да только  от
того  не  легче.  К  вечеру  пятнадцатого  дня  не  выдержал  я  и   велел
поворачивать коней к границам  Вольных  Майоров,  хоть  многое,  достойное
внимания, следовало  бы  еще  осмотреть,  и  немало  любопытного  осталось
неизученным. Злясь на себя, досадуя, но не  в  силах  превозмочь  незримое
тягостное давление, ехал я прочь во главе своего повеселевшего отряда...
     Словом, Иллюзор  необитаем.  Лишь  в  полуночных  его  областях,  где
простираются прилегающие к морю обширные  степи,  что  ни  год  появляются
снольдерские и ронерские гуртовщики, пригоняя  на  летние  выпасы  рогатую
скотину, ибо пастбища там богатейшие, хоть реальные травы и мешаются там с
иллюзорными.  Лошади,  животные  умные,  тонко  чувствующие  и  наделенные
повышенной  восприимчивостью  ко  всему  необычайному,  а  также  имеющему
отношение к потусторонним силам, тех пастбищ не любят,  постигнув  в  меру
разумения  диковинность  Иллюзора.  Бык  же,  тварь  тупая,  виденным   не
тяготится, и странность иллюзорских пастбищ его не заботит  -  знай  жрет,
нагуливая тушу и покрывая степи диковинного края навозом.
     На сей низменной  ноте  я,  пожалуй,  и  закончу,  ибо  нечего  более
добавить к описанию странностей Иллюзора.


                      О крае, именуемом Снятой Землей
              (выдержки из восьмого письма реверена Гонзака)

     Святая Земля, повествуют,  была  некогда  обычным  королевством,  где
уклад жизни ничем не  отличался  от  налаженного  в  других  державах.  Но
четыреста  с  лишним  лет  назад,  когда   страна,   сотрясаемая   многими
невзгодами,  от  засухи  до  баронских   бунтов,   находилась   в   крайне
расстроенном состоянии, некий священник по имени отец  Патаран,  служитель
столичного  храма  Единого  Творца,  человек  незаурядный,  наделенный   и
красноречием, и умением доходчиво излагать  толпе  свои  мысли,  встал  во
главе движения, нареченного "Братством Совершенных", к коему примыкали  не
одни лишь простолюдины, но и немалое число гильдейских,  членов  Сословий,
дворян, в том числе и титулованных. Братство это,  проповедовавшее  борьбу
против всяческой неправедности  и  греховности  путем  отказа  от  мирской
роскоши и разномыслия, в короткое время снискало себе  изрядное  множество
сторонников - ибо во времена потрясений и бед, как мы  не  единожды  имели
случай убедиться, нетрудно возбудить в обществе ярость и жажду действия, в
особенности  если   четко   обозначить   виновных   и   обещать,   что   с
незамедлительным устранением таковых жизнь наладится быстро...
     Из всего этого возникла великая  смута,  принявшая  характер  большой
войны сторонников короля против  приверженцев  Братства,  причем  в  обоих
лагерях хватало и титулованных дворян, и самого подлого люда,  ибо  раскол
прошел не меж Сословиями, а внутри самих Сословий, не миновав  ни  одного.
Продлившись с переменным успехом около полутора лет, война эта  привела  к
гибели королевской фамилии, большим людским жертвам. Немалое число городов
было разгромлено и сожжено. Победа Братства  вынесла  на  опустевший  трон
отца   Патарана,   и   новоявленный   правитель   немедля   приступил    к
преобразованиям,  проходившим  быстро  и  энергично  благодаря   поддержке
закаленной в боях армии. Вот  и  получилось,  что  на  волне  успеха  отец
Патаран произвел изменения столь всеохватные и решительные,  что  в  иные,
мирные времена для таковых потребовалось бы не одно десятилетие (а  посему
и жертв, как расставшихся с жизнью, так и принужденных бежать в  изгнание,
нашлось преизрядно).
     Ныне Святая Земля  управляется  Великим  Магистром,  происходящим  от
потомков отца Патарана (он, вопреки канонам,  безбрачия  не  соблюдал).  И
жизнь сего государства всецело посвящена, как заявляется, служению Единому
Творцу и подготовке  воинских  сил,  способных  выйти  против  сатанинских
полчищ. Это напоминает мне орден монахов-воинов из Гурганского царства, на
родной  нашей  Сильване  находящегося,  но  по  обширности  территории   и
многолюдству народонаселения Святая Земля многократно превосходит владения
ордена.  Прежнее  деление  на  дворянство.  Сословия   и   гильдии   давно
уничтожено. Есть там Божьи Дворяне  -  они  начальствуют  над  полками,  а
землями с крестьянами не владеют, являясь лишь  управителями.  Есть  Божьи
Книжники, занятые богословием, есть Божьи  Инженеры,  Божьи  Купцы,  Божьи
Ремесленники и Божьи Мореходы, суть занятий коих ясна  из  одних  названий
сих людских общностей. Есть также Братья Монахи, коих немало, и  часть  их
сорганизована в воинские полки, должным образом вооруженные и вышколенные.
Ну а Крестьяне Божьи, как легко уразуметь, пашут и сеют. Изящные искусства
там, слышно, не в чести, как и почитаемая преступлением роскошь,  а  храмы
всех иных богов, кроме Единого, давно порушены. И нет там  ни  наград,  ни
гильдейского деления,  ни  сословного,  ни  титулов,  ни  сеньоров.  Иными
словами, по рассказам бывавших в Святой Земле путешественников, жизнь  там