ставы были захвачены даже не  в
первые часы, а в первые минуты восстания. Стил по телефону с моей  заставы
у  выхода  из  континуума  сообщил,  что  автоматчики  Фляша  уже  снимают
полицейские патрули по всей продтрассе. Не имеющие  огнестрельного  оружия
лучники отдельной колонной движутся к Городу. Он  интересовался,  скольких
мы сможем вооружить по прибытии на место.
   - Сотню, не больше, - подсказал мне сидевший рядом Томпсон.
   - Есть же оружие на центральном складе, - горячился Стил.
   - Любая акция в Городе сейчас преждевременна. Все развернется к вечеру.
Очищайте окрестности, не спешите.
   - Где Минье? - спросил я, вспомнив о своем преемнике на заставе.
   - Кому нужен его труп? - кричал Стил. - Я не могу задержать лучников.
   Томпсон, не спавший всю ночь, устало  махнул  рукой:  пусть  дойдут  до
заставы.
   - Вы помните Робин Гуда? - спросил я.
   - Нет, - сказал он и зевнул.  -  Разрешите  вздремнуть  по-стариковски.
Разбудите, если понадобится.
   Я  остался  командовать  парадом.  Мартин  распоряжался  омнибусами   в
Майн-Сити. Фляш об®езжал заводы, формируя отряды  "коммунаров".  Где-то  в
глубинах  памяти  он  зацепил  это  слово  и  настоял  на  присвоении  его
вооруженным рабочим группам. Хони Бирнс, мой скаковой тренер -  тоже  член
штаба, - командовал конниками-связными,  поддерживавшими  сообщение  между
очагами  восстания.  Он  сидел  внизу  за  конторкой  портье   и   отдавал
распоряжения  входившим   и   выходившим   наездникам.   Когда   возникала
необходимость, я спускался к нему и сообщал, куда нужно послать нарочного.
   - Не забыл Макдуффа? - вздыхал он. - Какого коня сгубили!
   Сгубил его Бойл во время одной неосторожной поездки не то  на  заставу,
не то в Майн-Сити. Узнавший об этом Хони Бирнс перестал  разговаривать  со
всеми знакомыми полицейскими. Он не здоровался с ними, не подавал  руки  и
отворачивался при встрече. За это его сослали в Майн-Сити,  откуда  совсем
недавно вызволил Оливье.
   Кстати, Оливье аккуратно позвонил в десять.
   - Все в наших руках, - начал он без преамбулы.  -  Обошлось  почти  без
жертв: какие-нибудь два десятка убитых и  раненых.  Тяжелых  ранений  нет.
Зато  блок-боссы,  информаторы  и  пытавшиеся   сопротивляться   охранники
уничтожены полностью. Остальных без оружия и мундиров погнали в лес.
   - Почему без мундиров? - поинтересовался я.
   - Мундиры переданы  авангардным  группам,  предназначенным  для  штурма
товарной станции и Си-центра. Есть кое-что и для вас, лейтенант, -  лукаво
присовокупил Оливье. - Звонил Корсон Бойл. Спрашивал вас. Я  ответил,  что
вы еще с утра выехали в Город. Минут десять назад он  звонил  опять,  явно
чем-то недовольный или встревоженный.
   Я пожал плечами: для себя, не для Оливье.
   - Что он мог узнать? Ничего. Где Мартин?
   - Командует автоматчиками, выехавшими на омнибусах.
   - А Джемс?
   - Повел  безоружных  на  соединение  с  лучниками,  наступающими  вдоль
продтрассы.
   - Успеете задержать?
   - Нет, конечно. А что? - встревожился Оливье.
   Я вздохнул: еще одна порция "робин гудов".
   - Безоружные не должны появляться в Городе, пока не будут захвачены все
опорные полицейские пункты. Пусть  прочесывают  периферию,  -  повторил  я
приказ Томпсона.
   - Попробую связаться, - подумал вслух Оливье. - Пошлю верхового.
   Мы могли говорить свободно, не опасаясь последствий: телефонная станция
к этому времени была уже  занята  "коммунарами"  Фляша.  Но  после  нашего
разговора телефон замолчал, и я грыз ногти, представляя  себе,  что  может
произойти, когда несколько сот голодных  людей,  не  знавших  до  сих  пор
никакой другой дисциплины, кроме  дисциплины  страха,  ворвутся  в  Город,
требуя оружия, да еще когда на  улицах  повсюду  шумит  пьяная  ярмарка  и
ливнем льется сидр и вино. "Запирайте етажи, нынче будут грабежи!"  Я  уже
тянулся разбудить Томпсона, но все еще медлил. Пусть поспит. Что мы сможем
сделать у телефона, когда неизвестно, где Фляш, где Стил, где Мартин,  где
Оливье, когда приказ о задержании  лучников  отдан  уже  на  все  в®ездные
заставы. Но устоят ли они против толпы напирающих "тилей уленшпигелей"?
   Наконец телефон зазвонил опять. Я жадно схватил трубку.
   - О'кей, - сказал знакомый голос, - Мартин докладывает.
   - "О'кей, о'кей"! - передразнил я его. - Где пропадал? Откуда говоришь?
   - Из Си-центра. Только что  захватили.  Чистенько,  гладенько,  десяток
кокнули, остальные лапки кверху. Пока заправляемся коньяком  и  сардинами.
Ждем указаний.
   - Отставить коньяк! - закричал я. -  В  Городе  и  так  все  пьяны,  от
полисмена до велорикши. Не хватает того, чтобы и мы ворвались туда  пьяной
оравой.  Поставь  надежных  людей  у  винных  складов!  Обезоруживай  всех
любителей выпивки! Если понадобится, грози расстрелом.
   - Есть контакт, - хладнокровно согласился Мартин. - Проугибишен ["сухой
закон" (англ.)] так проугибишен! Когда выступаем?
   - Жди указаний, - буркнул  я  в  трубку,  собираясь  на  этот  раз  уже
окончательно разбудить Томпсона.
   Но не успел. Телефон снова потребовал меня к  трубке.  Потом  вторично.
Затем еще и еще. Я едва успевал щелкать рычагом. Звонили с в®ездных,  ныне
уже наших, застав о  задержанных  полицаях,  спешивших  в  Город  доложить
начальству о происшедшем. С продтрассы  сообщали,  что  колонна  лучников,
подошедшая к городским окраинам, ожидает у заставы, но  отдельным  группам
все же удалось просочиться в Город. Уведомляли также о полученном  приказе
комиссара Бойла разыскать и доставить  в  управление  некоего  Жоржа  Ано,
бывшего коменданта Майн-Сити. Об этом же  позвонил  Оливье,  успевший  уже
захватить вокзал и товарную станцию. Приказ о розыске коменданта Ано, если
таковой появится в пределах железной дороги, очень его встревожил.
   - Что случилось, лейтенант? Почему разгневался Бойл? Честно  говоря,  я
боюсь за вас.
   Почему разгневался Бойл, я и сам не понимал. Только бы он не предпринял
чего-нибудь неожиданного, не предвиденного штабом. Я знал, что  посоветует
Томпсон: ждать. Но я знал и Бойла. Неучтенную вспышку его  гнева,  чем  бы
она ни вызывалась, следовало погасить. Но как?
   Мне везло. Помог неизвестно откуда  об®явившийся  Фляш.  Откуда,  я  не
успел спросить - так краток был наш телефонный разговор. Голос его к  тому
же звучал глухо, будто издалека: или провод был не в порядке, но все,  что
мне удалось разобрать,  было  указание  немедленно  известить  Бойла,  что
приказ о розыске мне известен, что я не скрываюсь и прибуду в "Олимпию"  к
началу банкета. Формулировка была наглая, но именно такая  и  должна  была
погасить гнев или тревогу Бойла.
   Я позвонил в управление. Мне ответили пьяным голосом:
   - Дежурный слушает.
   Я слово в слово  повторил  все  сказанное  мне  Фляшем.  Дежурная  жаба
мгновенно  протрезвела  и  спросила,  где  меня  найти,  если  ей  удастся
связаться с комиссаром. Я положил трубку; главное было сделано.
   После этого я разбудил Томпсона и рассказал ему о своих разговорах. Его
больше всего заинтересовали лучники.
   - Что с ними будет?
   - Ничего не будет. Или они доберутся до нас, или растворятся в толпе на
улицах, благо угощенье бесплатное. Луки они забудут  или  бросят  и  тогда
утратят всякую ценность для нас. Правда, они могут и сболтнуть лишнее,  но
кто будет сегодня вслушиваться в пьяную болтовню на улице?
   - Не знаю, - все еще сомневался Томпсон. - Корсон Бойл дьявольски умен.
Он что-то подозревает. Почему он так усиленно вас разыскивает?  Почему  вы
вдруг стали "бывшим"?
   - Бойл умен, но и капризен. Я - это его каприз.
   - А если он уже все узнал и мы не дотянем до банкета?
   -  Будет  больше  жертв  -  только  и  всего.  Какие-то  группы  окажут
сопротивление. Но уже сейчас вся периферия и важнейшие  опорные  пункты  в
Городе в наших  руках.  Что  остается  Бойлу  -  отречение,  самоубийство,
бегство? А потом, я думаю, что блокада Города отрезала  полицейскую  клику
от информации. Связи нет. Я  сужу  по  ответу  дежурного.  Когда  начнется
банкет? В четыре. А в три мы уже  замкнем  третье  кольцо.  Кстати,  я  не
совсем понимаю диспозицию. Какая разница между кольцами?
   - Первое -  это  периферия:  Майн-Сити,  продтрасса,  железная  дорога,
омнибусное шоссе. Второе - границы  Города:  товарная  станция,  ипподром,
Си-центр,  в®ездные  заставы.   Третье   -   опорные   пункты   противника
непосредственно в Городе, такие,  как  Главное  управление  и  центральный
склад  оружия  в  четырнадцатом  блоке,  Вычислительный  центр,  мэрия   и
телефонная станция. Последние два пункта уже не  могут  быть  использованы
противником, вы правы: они в наших руках.  В  мэрии  сосредоточены  группы
Фляша, телефонистки на станции  работают  под  нашим  контролем.  Конечно,
можно соединить аппараты и незаметно для контролера. Поэтому третье кольцо
особенно настораживает. Противника могут предупредить.
   - А если перерезать линию?
   - Нет, - не согласился  Томпсон.  -  До  последней  минуты  в  основной
полицейской цитадели должна быть телефонная связь.  Пусть  иллюзорная,  но
должна. На каждый звонок должен ответить дежурный. Наш дежурный.
   Он подчеркнул слово "наш" с  неколебимой  уверенностью,  что  в  нужный
момент нужную телефонную трубку, засекреченную и охраняемую,  как  сейф  с
шифром, возьмет в руки наш  человек.  Ну  а  если  наш  человек  рухнет  с
простреленной грудью, а телефон-предатель  все  же  выполнит  свое  черное
дело? Томпсон даже улыбнулся моей наивности.
   - Если то, что задумано, затем  продумано,  выверено  и  рассчитано,  а
потом выполнено с такой же точностью, случайностей не бывает.
   - Ну а дрогнет рука, например. Что тогда? Промах?
   - Рука не дрогнет, если вы подготовились.
   - Ко всему не подготовишься. Наступил на улице  на  корку  банана  -  и
хлоп! Сотрясение мозга.
   - Если смотреть под ноги, на банан не наступишь.
   - Вы отрицаете непредвиденное?
   - Нет, конечно. Но надо уметь предвидеть.
   Что-то  от  земного  Томпсона  все-таки  было  в  моем  собеседнике.  Я
попробовал атаковать с другой стороны:
   - А ошибка? Могут же быть ошибки.
   - Могут. Но не должны. Моя блокированная земная память подсказывает мне
нечто очень верное: это хуже, чем преступление,  -  это  ошибка.  Кто  это
сказал?
   - Талейран Наполеону.
   - Кто кому?
   - Министр императору. В свое время вспомните, адмирал.
   У меня это вырвалось по старой привычке, но Томпсон зацепился:
   - Я даже не знаю, что делает на Земле адмирал.
   - Командует флотом, эскадрой. Это - на море. Иногда  министерством  или
разведкой. Это - на суше. На суше - за письменным  столом,  на  море  -  с
авианосца или подводной лодки.
   Глубокие морщины на лбу Томпсона казались еще глубже.
   - Из двух десятков слов, которые вы произнесли сейчас, я знаю точно два
или три.  Некоторые  об®яснил  мне  Зерн,  остальные  слышу  впервые.  Как
бессмыслицы из детской сказки. А-ви-а-но-сец!
   Я об®яснил, что такое авианосец. Томпсон извлек  об®емистый  блокнот  и
записал.
   - Начал вторую тысячу,  -  грустно  усмехнулся  он,  -  ребенок  учится
ходить. Тысячу пять слов дал мне Зерн. Кстати, почему он молчит?
   Действительно, почему молчал Борис? Я взял трубку.
   - Погодите, - остановил меня Томпсон. - Связь с Би-центром только через
продуправление. Сообщите им номер мэрии, если спросят, откуда вы звоните.
   Я последовал его совету. Вопреки  опасениям  с  Вычислительным  центром
соединили немедленно. Я спросил:
   - Борис?
   - Я.
   - Какой из двух - земной или здешний?
   Я спрашивал по-русски. В трубке засмеялись. Я  выжидающе  молчал,  даже
смех у них был одинаковый.
   - А не все ли равно. Юрка, если по делу?
   - Старик волнуется.
   - У нас по-прежнему. Ждем. Галунщики на плацу, и в лабораториях  ничего
не знают.
   В трубке что-то  щелкнуло,  будто  подключили  еще  аппарат,  и  грубый
знакомый голос дежурного недовольно спросил:
   - По-каковски говорите? Не понимаю.
   - Вам и не требуется понимать, -  сказал  по-английски  Зернов.  -  Вам
требуется передать по начальству, что подслушиваемый  разговор  непонятен.
Все! Отключайтесь или соедините меня с комиссаром.
   Что-то щелкнуло опять, и голос пропал.
   - Передай старику, - продолжал по-русски Зернов,  -  что  ровно  в  три
снимаем зеркальный  контроль  и  блокаду  "проходов".  Блокируется  только
телепортация.
   Я тотчас же перевел это Томпсону.
   - Не в три, а в два, - сказал Фляш.



        42. КОНЕЦ "ОЛИМПИИ"

   - Иначе говоря, через десять минут. Так и передай.
   Он стоял в дверях без шапки, с какими-то щепками в волосах, с  красными
от бессонных ночей глазами и землистым цветом  лица  -  измотанный  ночной
сменой рабочий. Из-за спины его выглядывал Джемс, уже  сменивший  лагерную
куртку на ковбойку и шорты "дикого". Грудь его наискосок пересекала желтая
тетива лука, а у пояса болтался синий колчан с торчавшими из него длинными
хвостами стрел.
   - Почему в два? - спросил Томпсон.
   - Банкет начнется не в  четыре,  а  в  три.  С®езд  гостей  к  половине
третьего. К этому времени все опорные пункты должны  быть  уже  захвачены.
"Олимпию" берем  последней.  Командуешь  операцией  ты.  -  Фляш  даже  не
посмотрел на меня - только плечом шевельнул.
   - С какими силами? - спросил я.
   - Сотни тебе достаточно. Мы перебрасываем из Си-центра четыре  омнибуса
автоматчиков во главе с Мартином.
   Я еле сдержал радость: лучшего соратника трудно было и пожелать.
   - Завершив окружение, - продолжал Фляш, - начинаете штурм. Четыре входа
- четыре группы. Мартин с тремя проникает  через  главный  и  два  боковых
входа и занимает зал. Ты - через артистический за  кулисы  и  займешь  все
внутренние проходы и лестницы.  На  сцену  выходишь  в  последнюю  минуту.
Сигнал - взрыв!
   Я знал, что правительственная ложа минирована, но считал это  излишним.
С сотней автоматчиков можно было бы обойтись и без пиротехники.
   - Ты не знаешь Корсона Бойла, - отрезал Фляш. - Он  только  мертвый  не
страшен. А пешек его  жалеть  нечего.  Подрывник  будет  у  барьера  ложи,
переодетый официантом. Мина заложена за барельефом с орлом. Свеча на любом
столе. Стоит прикоснуться свечой к орлу - он вспыхнет, как пакля.
   - Он же резной, деревянный, - усомнился я.
   - Мы его заменили другим, пропитанным горючим составом.  Конечно,  жаль
подрывника. Но что ж поделаешь: мы еще не  умеем  делать  самовзрывающиеся
снаряды.
   - Постой, - сказал я, - у нас есть бикфордов шнур?
   - Какой шнур? - не понял Фляш.
   - Запальный. Одним концом прикрепляешь к барельефу или еще  проще  -  к
мине, другой...
   - Пока он будет гореть, заметят.
   -  Есть  выход,  -  сказал  я,  вспомнив  американский  фильм  с  почти
аналогичной ситуацией. -  Взорвать  можно  и  на  расстоянии.  Понадобится
меткий лучник. Сверхметкий.
   - Сгожусь, - вынырнул из-за спины Фляша Джемс.
   - Пошли другого, - поморщился Фляш, - сейчас будем перевооружать  твоих
лучников.
   - Пусть другой и перевооружает. А я с Ано, - осклабился Джемс.
   Я вспомнил соотношение  сцены  и  ложи.  Метров  тридцать,  не  больше.
Сколько летит стрела?
   - Сейчас проверим, - сказал  Джемс  и  распахнул  дверь  в  коридор.  -
Тридцать и будет. - Он снял лук и достал стрелу.
   В конце коридора висел портрет Анри Фронталя в траурной рамке.
   - Левый глаз. Засекай время - у тебя  часы  с  секундами,  -  обернулся
Джемс к Фляшу.
   Тот вынул из кармана часы на  ремешке.  Стрела  свистнула,  и  мы  даже
издали увидели, что она торчит в левом глазу портрета. Анри  Фронталь  был
убит вторично.
   - Две секунды, - ответил Фляш.
   - Прикрепи кусок шнура с запасом секунды полторы на прицел и  поджигай,
- сказал я Джемсу. - Целься в орла - со сцены он виден. А промахнешься...
   - Исключено, - возразил Джемс.
   - Приводи себя в порядок, мэр, - сказал Фляш, по-видимому  считая,  что
вопрос о взрыве исчерпан. - Ты будешь с олдерменами в зале. Завидую.
   - А ты?
   - Ну, у меня дел много.
   Фляш спрятал часы.
   - Учти, что омнибусы Мартина уже выехали, - сказал он мне  и  подмигнул
Томпсону. - Получится у него, как ты думаешь?
   - Как у первой скрипки в оркестре. Она никогда не фальшивит.
   А я сомневался. Вдруг случится что-нибудь непредвиденное, чего не могли
предполагать ни точный, как хронометр, Фляш, ни самоуверенный Томпсон.
   И случилось.
   Я прибыл за  четверть  часа  до  банкета,  привязал  лошадь  к  стойлу,
вынесенному на обочину, и поискал глазами Мартина.
   - Я здесь, - сказал он, выходя из-за экипажей, вытянувшихся на  квартал
вдоль тротуара.
   Он был красив и величествен, как римский легионер, напяливший  на  себя
вместо доспехов серую куртку с золотым галуном. Кучера не обращали на  нас
никакого внимания - они уже давно  угощались,  опережая  своих  господ  за
банкетом.
   - Где люди? - спросил я его.
   - Размещены у входов. Пришлось срочно  добывать  мундиры  патрульных  -
форма стражников не годилась. Ты знаешь, где артистический?
   Мы пожали друг  другу  руки  и  разошлись.  Я  не  повторял  инструкций
Мартину: с таким товарищем это было не нужно.
   -  Встретимся  в  зале!  -  крикнул  он  вдогонку,  совсем  как  важный
полицейский гость, торопившийся на банкет.
   Я тоже торопился. Гостей не разглядывал - не интересовался. Людей своих
не искал - они сами нашли меня,  разместившись  у  входа  как  встречающая
начальство охрана. А где же действительная охрана?
   - Мы ее сняли, лейтенант, - откозырнул мне один из гвардейцев Мартина.
   - А почему не требуете пропуска? - строго спросил я, вспомнив о красной
фишке.
   - Мы вас и так знаем, комендант.
   То были "мои" заключенные.  Только  худоба  отличала  их  от  подлинных
полицейских - золотогалунные мундиры выглядели  как  на  параде.  И  когда
только успели их  подогнать!  Да  и  походка  у  моих  "полицейских"  была
свободной и легкой, а не усталой и настороженной, как в Майн-Сити. Один за
другим проскользнули они за кулисы, сняли вахтеров, одних связали,  других
втолкнули в пустые артистические уборные, заняли все проходы и  лестничные
клетки. Пробегавшие мимо актеры даже не замечали нас - настолько  мы  были
естественны, как фон этого триумфального сборища. А банкет уже начался. Со
сцены доносилось мелодичное бренчание гитары  и  бархатный  голос  Тольки,
сопровождаемый бурно подтягивающим залом:
   - "...Пригласи к столу... золотой галун...  отведет  от  тебя  беду!  А
уйдешь от пуль... золотой патруль... достанет тебя в аду!"
   Я высунул  нос  из-за  кулисы  взглянуть  на  популярного  полицейского
шансонье - давно уже мы с ним не видались - и подмигнул: "Сейчас начнется,
Толь. Мы уже здесь".
   И тут произошло нечто никем не предвиденное.
   Едва стихли аплодисменты, Толька снова вскочил, шагнул  к  авансцене  и
запел так звонко, что казалось, зазвенели ответно бокалы в зале:
   - "Мой последний тост, золотой патруль... твой последний пост,  золотой
патруль... твой последний час, твой последний миг... твой последний  вздох
и последний крик!"
   Я замер. Что-то дрогнуло во мне, подсекнув колени. Зал притих. Я  видел
только, как рванулся из-за стола Корсон Бойл.
   Толька начал операцию. Преждевременно начал, стервец,  но  медлить  уже
было нельзя.
   - Поджигай! - бросил я сквозь зубы стоявшему рядом Джемсу.
   Джемс,  как  мне  показалось,  неторопливо,   с   какой-то   элегантной
пластичностью поджег кусок шнура на стреле, натянул  тетиву  и,  почти  не
целясь, пустил стрелу. Полторы или две секунды прошло, не знаю, но золотой
орел на барьере ложи вспыхнул  ядовито-зеленым  пламенем.  А  в  следующее
мгновение грохнул взрыв.
   Зал тотчас же заволокло дымом. Кто-то вскрикнул.  Зазвенело  сброшенное
со столов серебро. Зашумели голоса. Загромыхали стулья.
   Я свистнул в четыре  пальца,  как  свистел  в  детстве,  и  выбежал  на
просцениум, сопровождаемый автоматчиками.
   - Смирно! - крикнул я. - Смирно!